– Тогда умолкни, Кеос. Не баба чай.
– Не баба, не баба... – зло проворчал румын. – Посмотрим ещё, кто из нас бабой окажется, когда под отравленные дротики полезем...
– Угомонись, – сказал я, глядя на Кеоса поверх раскрытой страницы. – Никто тебя в заросли не погонит. Пока не пройдутся артиллерией, а летуны напалмом зелёнку не прочистят.
– Я слышал – макаки эти и под землёй могут... – проронил Мумба. – Из туннелей вылезают – и ну горла резать...
Я поднялся. Отделение и в самом деле нуждалось в беседе. И подъёме морального духа. С такими нытиками в бой идти – только сам погибнешь и их всех положишь. А мне надо, до чёрта надо выполнить этот первый боевой приказ. И не просто выполнить, а выполнить на “отлично”, чтобы меня заметили...
– Откуда бы ни вылезли – обратно уже не залезут, – меланхолично резюмировал Хань. Этот проделывал какие‑то пассы руками – нет, не у‑шу, что‑то иное, вроде дыхательной гимнастики. Пожалуй, он был лучшим солдатом в отделении – и уже успел дослужиться до своего первого “обера” и полоски на погонах. – На что тебе, Мумба, винтовка дана? Девочек удовлетворять, если длины своего не хватит?
Мумба немедленно взбеленился, поскольку за отсутствием каких‑либо иных внятных достоинств очень гордился как раз длиной соответствующего своего органа. Как‑то раз он поставил этим даже в тупик наших снабженцев – никак не могли отыскать подходящих по размеру защитно‑профилактических средств. Поиски эта сопровождались обильной перепиской, донельзя казённой, что делало всякое серьёзное её чтение невозможным – у всех начинались колики от хохота.
– Тихо! – гаркнул я, приподнимаясь с койки. – Мумба, успокойся. Хань, заткнись. Не хватало мне только вас, уродов, от трибунала отмазывать. Помните, что бывает за драку в боевой обстановке?
– Сваарг, – мрачно бросил Назариан. – Не хотел бы я там очутиться...
– А что, уже бывать приходилось? – немедленно поддел его Глинка.
Назариан метнул на чеха гневный взгляд, но ничего не сказал. Поднял отброшенный Кеосом журнал и зашуршал страницами.
Я‑то знал, что Назариан как раз бывал на Сваарге. Правда, не в качестве заключённого – иначе его бы просто не взяли в армию, – а посетителя. Приезжал на свидание к сестре. Девчонка умудрилась вляпаться в какой‑то “студенческий заговор” и получила десять лет по статье “за недонесение”, поскольку щепетильная имперская Фемида не отыскала никаких доказательств её участия в подготовке покушения на местного гауляйтера, сиречь генерал‑губернатора.
– Тихо, ребята, – уже нормальным голосом сказал я. – Ничего не сделаешь. Взялся за гуж – не говори, что своя рубашка ближе к телу. Там сейчас на самом деле умирают. Дети, девчонки, старухи беспомощные. Или мы не мужики? Или мы не люди?
– И боевые приличные к тому ж... – громким шёпотом сказал Раздва‑кряк.
– И боевые приличные к тому ж, – согласился я. – Так чего же не сделать дело, которое и правильное, и моральное, да за которое ещё и платят? Что нам эти лемуры? Неужели нас хитрее? Мы же не идиоты – даром лезть в заросли, верно?
За пять часов до высадки с нами начали проводить последний инструктаж. Каждый взвод собрался вокруг рельефной, на компьютере смоделированной карты – место высадки с показанной ближайшей задачей.
С нами был наш лейтенант и ещё один офицер, в кожаной тужурке без погон, в простом чёрном берете, как у танкистов, и без всяких эмблем на рукаве. Человек из ниоткуда. Лицо – истинно арийское. Волевой подбородок с заметным до сих пор шрамом, холодные серые глаза, из‑под берета видны короткие светлые волосы. Лейтенанта пришелец не перебивал, сел в сторонку и слушал себе, не особенно отсвечивая. |