— Я кое-что должен тебе рассказать, — продолжал я. — Что-то очень важное.

Я увидел, что она тяжело вздохнула, по-прежнему наблюдая за улицей, будто желая убедиться, что за нами никто не подсматривает.

— Ладно, Франк, но только одна чашка кофе, — сказала наконец она. — И все. Через час мне надо быть на работе.

Я радостно закивал и начал выползать из машины. От длительного сидения в одной и той же позе все мышцы затекли, и, когда мне все же удалось покинуть салон, я стиснул зубы и тихонько застонал от боли. Лина успела уже отойти на несколько шагов. Она вела за собой велосипед со все еще зажженным задним фонарем.

— Я отвозила Тильду, — пояснила она, открывая входную дверь. — Она уже понемногу начинает стыдиться, что я ее до сих пор провожаю.

— Что ж ты хочешь, дети растут, — сказал я, мысленно проклиная себя за то, что говорю банальности.

Лина вздохнула.

— Если бы ты только знал… — вырвалось у нее. Не успев закрыть рот, она испуганно покосилась на меня и снова быстро отвела глаза: — Прости.

Я пожал плечами:

— Да все в порядке… Мои родители держат меня в курсе. — Это была ложь, однако я приехал сюда вовсе не для того, чтобы ставить Лину в затруднительное положение. Вообще-то я и сам не совсем ясно представлял себе, зачем я здесь.

В доме многое изменилось с тех пор, как я жил в нем. Они сделали ремонт и заново перекрасили все в светлые тона. Мебель также была новой, а фотографии и разные безделушки рассказывали о тех событиях, которые объединяли живущих тут людей. Мне хотелось поближе взглянуть на снимки, однако Лина повела меня дальше. Кухню они расширили и совместили со столовой. Здесь мы и устроились. На мне все еще была куртка. Лина не предложила мне раздеться, а сам я не хотел показаться назойливым. В доме было восхитительно тепло, и я обеими руками взялся за кружку с дымящимся кофе, чтобы отогреть замерзшие пальцы.

— Так что ты здесь делаешь? — немного помолчав, поинтересовалась Лина.

— Ироника приходила ко мне на ярмарку, — сказал я. — Я с трудом ее узнал.

Лина кивнула.

— Она не хочет, чтобы мы продолжали называть ее Ироникой, — сказала она. — Так и заявила нам на семейном празднике несколько месяцев назад. Для нас это было полной неожиданностью. Просто встала и сказала, что ей не нравится, когда ее зовут Ироникой, и попросила впредь называть ее настоящим именем. — Лина задумчиво улыбнулась. — Я, помнится, немного расстроилась, однако в то же время ощущала гордость.

— Унаследовала самостоятельность своей матери, — заметил я, тщетно стараясь поскорее забыть употребленное Линой выражение «наш семейный праздник».

— Ярмарка тоже была целиком и полностью ее идеей, — продолжала Лина, пропустив комплимент мимо ушей. — Я узнала об этом лишь задним числом.

— Да, я, признаться, тоже был слегка ошарашен. — Я вздохнул, вспоминая нашу беседу в крохотном закутке за стендом. — Она застала меня врасплох.

— Она говорила, что ты вел себя как-то странно.

Я кивнул:

— Происходят странные вещи.

— Так ты из-за этого приехал?

Я взглянул на стоящую передо мной чашку. Кофе был отличный — крепкий, горячий, заваренный из экологически чистых зерен во френч-прессе. Лина пила кофе с молоком или сливками, я же всегда предпочитал черный, и она это помнила.

— Я приехал, поскольку беспокоюсь за вас, — сказал наконец я.

Лина хотела было что-то сказать, однако я поднял руку в знак того, что еще не закончил и собираюсь все объяснить.