– Знаете ли, – сказала Алла, поглупев от неожиданного, но столь долгожданного предложения, – я тоже на это очень надеюсь. Меня все-таки, знаете ли, дети дома ждут.

– Дети?! – чему-то обрадовался Емельянов, усаживаясь за руль. – Дети – это прекрасно. Я люблю детей. А сколько их у вас?

– Кого? Детей? – Алла поглядела на него и поперхнулась. Разве об этом нужно говорить с мужчиной, который снится тебе по ночам в эротических снах?! – У меня один детей. Дочь – ребенок. Ах, что я говорю, – спохватилась она, – забыла, как всегда. У меня их двое: дочь и сын, вроде бы.

– Забыла? – недоумевал Емельянов. – А, ну, конечно, такая мелочь.

– И не говорите, – махнула рукой Алла, – что мы все о детях да о детях. Кстати, а у вас есть дети?

– Нет, – честно признался тот, – как-то не успел. Работа, все работа. Сначала учился, потом так и не женился. А о детях и не думал.

– Не переживайте, – обнадежила его Алла, – от них никто не застрахован. Как-то не думаешь, не думаешь, вдруг раз – и беременна.

– Что вы говорите? – посочувствовал Емельянов, – у меня было по-другому.

– Конечно, – ответила Алла, – вы же мужчина. – Что она несет?!

Алла закрыла глаза и попыталась прийти в себя. Емельянов, воспользовавшись паузой, выехал со стоянки.

Татьяна убрала швабру только после того, как ее мобильный телефон затрезвонил «Муркой». Это был условный сигнал. Алла должна была позвонить, как только уладит все дела с Емельяновым. Что у нее с ним произошло, Татьяна не знала, но раз подруга дала отбой, значит, все было в порядке. Освободив дверь, Татьяна на цыпочках, стараясь не цокать по полу каблуками, побежала в свой кабинет.

Машуня не сразу догадалась, что свобода уже ждет ее у входа. Она еще немного повозилась на полках Веры Ивановны, опрокинула на себя какой-то чистящий порошок, от всей души чертыхнулась, размазала его по лицу и только собралась направиться к умывальнику, чтобы помыть лицо, как дверь скрипнула. В небольшую щель уставилась встревоженная физиономия Тимошкина.

– У, чудовище! – испугался он и захлопнул дверь, придерживая ее с обратной стороны собственным телом. – Точно – неземное существо, – он повернулся к подошедшей Валерии Витальевне: – Как я и думал, в юбке!

– Что там? – поинтересовалась та. – Одноглазый бомж?

– Баба там, – прошипел Тимошкин, не отпуская дверь. – Синяя.

– Диетчица, что ли? – прошептала бухгалтерша, отстраняя его от двери. – Дайте взглянуть! Наверняка, она тырит алюминиевый тазик!

Тимошкин нехотя пододвинулся, и она просунула голову в приоткрытую дверь. Ее взору предстала объемная задняя часть тела, склонившегося над умывальником. Тело издавало волнующие звуки и фыркало.

– Гадость какая, – стряхивая воду с рук, сказала самой себе Маша в зеркало. – Въедливая, зараза!

Валерия Витальевна быстро прикрыла дверь и пожаловалась Тимошкину:

– Это Галкина, она ругается. Меня назвала въедливой заразой! Нет, вы только представьте!

– Чего тут представлять? – не удивился тот. – Вы и есть въедливая. То есть я хотел сказать…

Договорить он не успел, распахнувшиеся двери ударили начальника производства по лбу и заставили замолчать.