Красная Шапочка, за которой он бежал, оказалась на заднем сиденье с завязанным тряпкой ртом и связанными руками. Конечно же, из приоткрытого окна автомобиля Волк первой вытащил Оленьку. При ее идеальной стройности это было несложно, и он осторожно переложил девушку на скошенную пшеницу, стараясь не уколоть ее об острую стерню.

Неся девушку в деревенский дом Сказительницы, Волк чувствовал себя самым счастливым существом на свете. Беззащитная, притихшая после аварии, ненакрашенная, она казалась такой любимой и родной. Он чувствовал единение с девушкой…

Но на пороге дома их поджидали бабушка Мария Ивановна и Сказительница.

– Девочка наша, да что же у нее руки до сих пор связанные? – громко запричитали они.

Уложив Красную Шапочку в кровать, Волк тут же ретировался. Он вернулся в деревенский клуб культуры, улегся в кровать и уткнулся носом в бревенчатую стену. Ему нестерпимо хотелось видеть Ольгу, но он боялся, что не совладает со своими чувствами и будет настаивать на любовных отношениях, а девушке нужен покой.

Так и лежал Волк, стараясь не выть, до самого утра. На вопросы забегавших в комнату членов съемочной команды не отвечал. Он думал. Прежде всего, о том, что случится дальше. Можно кинуться в омут страсти с головой, но не лучше ли подождать, дать себе и ей время. Да, их тянет друг к другу, отрицать это бессмысленно и глупо. Но и то, что они слишком разные, чтобы быть вместе, – тоже факт.

Правильно говорят: постель – не повод для знакомства. Так, может, и не стоит сближаться с Оленькой? Может, лучше держаться на расстоянии, пока у него совсем не сорвало сероухую голову?.. Как там любила повторять бабушка: держись подальше от глухих лесов и от наивных девочек в красных шапочках – от них, поверь, все неприятности. Серов-Залесский верил. Но все же что-то ныло и болело там, в области сердца.

Вся съемочная группа и половина населения деревни сидели перед деревенским клубом за пластиковыми столиками, кто пил чай, а кто потягивал пивко, и на всех столиках стояли блюда с пирожками.

Бабушка Оленьки, Мария Ивановна, Сказительница и ее подруга, местная пятидесятилетняя красотка Нина, разместились за отдельным столиком. Рядом с ними громко переговаривались местные девицы: продавщица сельского магазина Соня, сильно смахивающая на хрюшку, Крольчиха Зоя лет тридцати и Машенька страусиной внешности.

В отличие от молодого поколения, сплошь в джинсах и футболках с принтом мультфильма «Ну, погоди!», пожилые дамы были приодеты в летние платья и шляпки. У Сказительницы и Нины соломенные с цветочками, у Марии Ивановны широкополое произведение итальянского мастера.

Конечно же, первым делом Красная Шапочка сфокусировала взгляд на Волке, сидящем между оператором Потапычем и председателем Борисычем, но девушку, замахав рукой, позвала Плотва.

– Оленька, я тут!

Волк промолчал.

Пришлось садиться рядом с подругой, с костюмершей-гримером Леночкой и Львом Львовичем.

– А когда выезжаем? – уточнил звукооператор Сема, с внешностью сенбернара и дрэдами до плеч. Он с громким причмокиванием отпивал пиво.

– Завтра с утра. Нам дают площадку для досьемок, а главное – нужно пробивать спонсоров. Ребята! – Лев Львович поправил свою ковбойскую шляпу. – Скажу честно, у нас опять заканчиваются деньги!

Съемочная группа ответила на заявление тихим: «У-у-у».

Не слушая режиссера, Плотва наклонилась к Красной Шапочке:

– У вас здесь так интересно! Не зря я по совету Марии Ивановны метнулась на киностудию и купила пирожков. Сто штук, между прочим. Хочу у твоего папаши взять интервью. Как ты думаешь, он согласится?

То, что режиссер Брюковкин оказался настоящим отцом Оленьки, стало, пожалуй, вторым по значению событием последнего времени.