Они выехали до наступления темноты — всем известное семейство из Сплендоры, отправившееся в своем фургоне куда-нибудь в гости. Рядом семенила оседланная лошадь. Летти держала поводья, рядом сидела тетушка Эм, остальные расположились сзади, на скамье. Их ноги упирались в длинный, завернутый в плед сверток. Улыбаясь, болтая между собой, чтобы у встречных создавалось впечатление беззаботного веселья, они проехали через город и направились на юг, к Иль-Бревиллю.

К тому времени, когда они добрались до поворота к дому месье Ла Кура, отца Анжелики, уже стемнело. Место выбрала тетушка Эм. Во-первых, потому, что сразу за крутым поворотом были заросли сливовых деревьев и рощица молодых дубков, а во-вторых, недалеко от дороги стоял брошенный фермерский дом.

Они въехали во двор фермы и загнали фургон за старый дом с пустыми окнами и покосившейся дверью, чтобы спрятать его получше. Лайонела отправили к дому Ла Кура разведать, не приехал ли тот, кого они ждали, а Мама Тэсс тем временем достала из корзины холодный ужин. Заедая цыпленка булочкой, Летти с удивлением почувствовала, что, оказывается, проголодалась. Когда все перекусили, она достала из фургона длинный сверток и развернула его. Там оказались две винтовки, мужская одежда, несколько небольших подушек, набитых перьями, платок и револьвер — тот самый, что достался ей от Шипа в кукурузном сарае.

Когда Лайонел вернулся, уже наступила ночь. Он доложил, что Анжелика все еще дома, — окно ее комнаты было освещено, и он видел, как она ходит из угла в угол.

Мальчику дали булочку и курицу, остатки ужина убрали. Тетушка Эм и Салли Энн взяли с сиденья по винтовке. Мама Тэсс выудила из-под него ужасающего вида нож. Лайонел, с булочкой во рту, достал из кармана рогатку и горсть камней. Маме Тэсс поручили остаться с фургоном — в случае необходимости она должна была быстро отвезти его назад в Сплендору. Летти, переодетая мужчиной, взяла лошадь под уздцы и повела ее назад. Остальные последовали за ней к дороге.

Летти привела лошадь в дубовую рощу, а ее спутники укрылись в зарослях сливовых деревьев. Теперь ей оставалось взобраться на высокое мужское седло с привязанной к нему подушкой. Она и на плечи себе под плащом положила подушки, а волосы скрыла под шляпой, чтобы создавать впечатление седока-мужчины.

Послышался стук копыт. Кто-то подъезжал. Летти подтянулась повыше, с силой оттолкнулась и через мгновение уже была в седле. Успокоив пританцовывавшую лошадь, она поправила подплечники плаща, чтобы выглядеть шире в плечах, затем натянула шляпу пониже, завязала рот и нос черным платком и стала смотреть на дорогу.

В какой-то момент ей показалось, что она видит привидение. Луна еще не взошла, и все, что виднелось в темноте, сливалось в белую дымку. Летти крепко зажмурила глаза и снова их открыла — дымка оказалась светлой рубашкой мужчины на темном коне. Он подъехал ближе, и стало видно, что это чернокожий старик, сгорбившийся в седле на худой и древней кляче. А им нужен был белый человек в коляске. Значит, придется еще подождать.

Старик не спеша проехал мимо и исчез в ночи. Минуты тянулись. Постепенно Летти расслабилась и спустила пониже платок, чтобы легче было дышать. Жарко, в этих подушках так жарко! Хорошо бы пошел дождь… А что она, собственно, скажет О'Коннору? «Кошелек или жизнь?» Так всегда поступали разбойники с большой дороги среди покрытых вереском болот Англии. Или достаточно одного: «Стой!»? Может быть, ей нужно было приклеить себе усы и соорудить нос побольше? Конечно, на лице ее будет черный платок, и его невозможно будет разглядеть, но тогда, возможно, изменился бы голос… «Боже, что я делаю?! — подумала вдруг Летти.