Изменить размер шрифта - +
Осознав это, она отшатнулась от Рэнни: подобное желание показалось ей кощунственным.

— Не уходите. — Рэнсом тут же раскаялся, как только увидел, что она изменилась в лице. Он ступил на нижнюю ступеньку и начал подниматься наверх.

— Уже… уже поздно.

— Я знаю, но поговорите со мной еще немного.

— Я не могу!

Он остановился и печально спросил:

— Вы что, боитесь?

Да, Летти боялась — боялась самой себя, боялась этой новой, внезапно открывшейся ей чувственной стороны своего существа. Но прежде чем она смогла что-то сказать, позади нее, в холле, послышались шаркающие шаги. Лайонел хриплым со сна голосом, в котором ощущалось беспокойство, воскликнул:

— Мастер Рэнни, с вами все в порядке?

— Мы поговорим с вами утром, — скороговоркой пробормотала Летти и, резко повернувшись, исчезла в доме.

Снова оказавшись в своей комнате, Летти прикрыла дверь, сбросила халат и забралась в постель. Она легла на спину, вытянула руки по бокам и так плотно закрыла глаза, что ресницы сцепились друг с другом. Но это не помогло. Картины, которые не давали ей покоя уже три дня, снова нахлынули на нее. Шип. Дождь. Кукурузный сарай. Невероятная потеря власти над собой.

Что же нашло на нее, как она могла позволить этому отвратительному убийце совершать с ней такое? Ведь она отказывала в этом Чарльзу, человеку, который любил ее и хотел жениться на ней! По правде говоря, Шип и так мог бы позволить себе любые вольности, согласилась бы она на них или нет. Но, вспоминая сейчас все, она не думала, что он применил бы силу, если бы она оказала сопротивление. Больше всего она мысленно осуждала саму себя. Ведь она и не пыталась сопротивляться, даже ни капельки не протестовала.

Летти слышала, что физическое влечение — всепобеждающая сила, но никогда не верила этому. Она всегда думала, что это не более чем порыв, который можно контролировать силой разума. Но главное, она не подозревала, что и ее это может коснуться. Летти считала, и не без оснований, что по природе сдержанна, даже несколько холодна. Она не могла понять, что же с ней случилось, она не способна была смириться с тем, что так заблуждалась в отношении себя самой.

Может быть, причина заключена в том человеке, который ее обнимал? Такое объяснение тоже не устраивало. Она презирала того, кто называл себя Шипом, ненавидела его и все, что он делал. Летти была решительно настроена добиться того, чтобы он предстал перед судом, а если бы представился случай, с удовольствием расправилась бы с ним сама!

Но так ли это? Она ведь могла застрелить его тогда, в сарае, но не застрелила…

Правда состояла в том, что что-то было у нее внутри, и это «что-то» с готовностью отвечало на прикосновения Шипа. И неважно, что происходило это против ее воли, против ее принципов. Главное — происходило, и этого нельзя было отрицать. Но самое ужасное заключалось в том, что эта слабость начала распространяться на других мужчин. Ведь захотелось же ей, чтобы Рэнни увидел в ней женщину! Летти молила бога, чтобы смогла и дальше подавлять эти чувства так, чтобы не было необходимости признаваться в них самой себе…

 

Утром пришло известие, что вдова Клементс, чьи дом и земли должны были в тот день пойти с молотка, проснулась ночью от странного шума и обнаружила на столике рядом со своей кроватью мешочек с золотом. Мешочек был завязан желтой лентой, к которой были прицеплены саранча и шип.

Только и было разговоров, что об этой чудесной истории. Три дня на веранде Сплендоры ее обсуждали с разными гостями, которые приезжали и уезжали. Сборщик налогов О'Коннор топал ногами и изрыгал многочисленные угрозы. Он уверял всех, что благодаря двадцати шести тысячам долларов, которые он прибавил к пяти тысячам, уже назначенным за голову преступника, Шип будет схвачен и повешен.

Быстрый переход