И даже до малейших деталей предсказал мое поведение после своей смерти. Как же все это на него похоже.
– Кей.
Я все плакала.
– Понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Прости, что никак не могу облегчить твою боль.
Я выдернула из коробочки салфетку и вытерла слезы.
– Спасибо, что приехали. Представляю, чего вам это стоило. У вас ведь каждая минута расписана.
– Не скрою, я прилетел из Флориды. И, кстати, там я справился о Люси. Она делает большие успехи.
Люси, моя племянница, которую я фактически вырастила, была агентом Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия (АТО). Несколько месяцев назад ее перевели в Майами, и с тех пор мы с ней не виделись.
– Она знает про письмо? – спросила я.
– Нет. Думаю, ты сама должна ей позвонить. И смею добавить, ей кажется, будто ты пренебрегаешь общением с ней.
– Я пренебрегаю? – удивилась я. – Это до нее вечно не дозвониться. Во всяком случае, не я под чужим именем гоняюсь за торговцами оружием и им подобными. Она даже по телефону нормально поговорить не может – только когда звонит из офиса или из автомата.
– Тебя тоже нелегко найти. После гибели Бентона вообще не сидишь на месте.
На глаза вновь навернулись слезы. Я поднялась со стула. Сенатор Лорд, я заметила, уже несколько раз украдкой взглянул на часы.
– Возвращаетесь во Флориду? – поинтересовалась я.
– Да нет, – отвечал он, – в Вашингтон. Снова выступаю в передаче «Лицом к народу». Меня уже тошнит от всей этой политики.
– Хотела бы я как-то вам помочь, – сказала я.
– Грязное это дело, Кей. Впрочем, зря я разнылся. У тебя своих забот хватает.
Я повела его к выходу мимо красивой мебели, мимо произведений искусства и старинных медицинских инструментов – я их коллекционировала. Все здесь отвечало моему вкусу, но не все было так, как во времена Бентона. Теперь я заботилась о доме не больше, чем о себе.
Сенатор Лорд не мог не заметить раскрытого портфеля на диване в большой комнате, разбросанных по полу блокнотов, бумаг, в беспорядке громоздившихся на журнальном столике, и грязной пепельницы – я снова начала курить.
– Боже, во что я превратила свой дом. Совсем разучилась убираться. А ведь была такая аккуратная. – Я горько рассмеялась. – Вечно с Бентоном ругались из-за порядка. Если он перекладывал что-то из моих вещей или совал не в тот ящик… Вот что происходит, когда тебе за тридцать, живешь одна и сама себе хозяйка.
Я остановилась в холле и бессильно махнула рукой.
– И что с того? Будь он проклят, этот дом! Пусть бы Бентон вывалил здесь кучу мусора. Пусть бы изодрал все в клочья. Какая разница, Фрэнк? Я хотела бы одного: чтобы вернулось прошлое. Я ни в чем бы его больше не упрекала. Каждое утро я просыпаюсь со светлой головой, но сразу накатывают воспоминания, и я с трудом поднимаюсь с постели.
– Бентон был счастлив с тобой, – мягко сказал сенатор Лорд. – Он всегда так тепло отзывался о тебе, говорил, что ты понимаешь его, знаешь, с какими ужасами он сталкивается по долгу службы.
Бентон работал психологом в ФБР и считался крупным специалистом по прогнозированию поведения преступников.
– И я знаю, он хотел бы теперь видеть тебя счастливой, – продолжал сенатор Лорд. – И если ты заживо погребешь себя, значит, любовь к Бентону Уэсли не принесла тебе ничего, кроме страданий. Значит, твоя любовь к нему была ошибкой. Хоть это-то тебе ясно?
– Да, – согласилась я. – Конечно. Я знаю, чего хотел бы он. Знаю, чего хочу я сама. Я не желаю жить, как сейчас. |