Мура соскочила с кровати, вплотную придвинулась к зеркалу, всасывалась в свое отражение и не видела ничего, как слепая.

ВТОРАЯ АВТОБИОГРАФИЯ

В это время Картошин и Адольф Задер сидели у "Траубе", ели шницель по-гамбургски и пили мозельское вино. Адольф Задер говорил:

- Уж если я поведу, - будьте спокойны: напою и накормлю. Я кутил во всех городах Европы.

- Я сразу понял, Адольф Адольфович, когда увидел вас за обедом, - вот, думаю, человек, который умеет жить...

- Живем, хлеб жуем, как говорится. Вы слышали, что я рассказывал этим двум дурам? Оставьте. Я взглянул на роскошные плечи Сони Зайцевой, и мне точно кто-то сразу продиктовал мою биографию. Эти плечи нужно целовать! Чего она ждет, о чем думает ее мамаша? Чокнемся. Я не художник. Я родился в Новороссийске, в семье известного хлеботорговца - вы, наверно, слыхали: знаменитый Чуркин. Я его приемный сын. Это была такая любовь ко мне со стороны хлеботорговца, что вы никогда не поверите. Он говорил постоянно: "Адольф, Адольф, вот мои амбары, вот мой текущий счет, бери все, только учись". Широкая, русская душа. Но я презирал деньги, я был и я умру идеалистом. Чокнемся. В гимназии я - первый ученик, я - танцор, я ухажер. Вы могли бы написать роман из моего детства. Незабываемо! У меня был лучший друг, князь Абамелек, не Лазарев, а другой, его отец осетинский магнат. Половина Кавказа - это все его. Эльбрус - тоже его. Дворец-рококо в диких горах. Я там гостил каждое лето. Бывало, скачу вихрем на коне. Черкеска, газыри, кинжал, - удалая голова. Находили, что я красив, как бог. Старый князь меня на руках носил. "Адольф, Адольф, ты должен служить в конвое его величества". Поди спорь со стариком. Так и зачислили меня в конвой. А там - Петербург, салоны, приемы... Николай Второй постоянно говорил среди придворных: "У меня в Петербурге две кутилки - Грицко Витгенштейн и Адольф". Наконец я опомнился (после дуэли на Крестовском из-за одной аристократки). Зачем я гублю лучшие силы? Двор мне опротивел, - дегенераты. Чуркин - ни слова упрека, но постоянно пишет: "Адольф, займись полезным делом". Тогда я кинулся в издательскую деятельность. Я основываю издательства, журналы, газеты, Маркс, Терещенко, Гаккебуш со своей "Биржевкой"... Наконец между нами - Суворин... Я организую, я даю деньги, я всюду, но я - инкогнито... Бывало, Куприн кричит в телефонную трубку: "Адольф, выручай: не выпускают из кабака". Пошлешь ему двадцать пять рублей. Великий князь Константин Константинович... Но об этом я буду писать в своих мемуарах... Я все потерял в революцию, но у меня колоссальные деньги были переведены в английский банк... Сейчас я приехал в Берлин - осмотреться. Хочу навести порядок среди здешних издательств... Что вы на это скажете?

У Картошина вспотели даже глаза. Он оставил стакан с вином и, царапая скатерть, стал развивать план небольшого, но красивого издательства, с ярко антисоветским направлением. Адольф Задер, не слушая, барабанил ногтями...

- Бросьте, - сказал он, - это мелочь. Мы будем издавать учебники. Не вытягивайте физиономии. Я поставлю дело на миллионный оборот. А вы извольте организовать мне художественный отдел. Издавайте хоть черта, дьявола, но чтобы это было нарядно, денег не пожалею...

- Я бы мог начать писать роман, захватывающая тема...

- Я вижу - вы хотите аванс. Вы не знаете Адольфа Задера. Обер, чернила и бумагу. Пишите, - вы продаете мне роман... Условия... - поставьте цифру сами, я погляжу после того, как подпишу... Обер, еще вина... Можете этим мозельвейном вымыть себе ноги. Дайте нам шампанского. Картошин, скажите прямо - сколько вам нужно на ближайшие два дня? Возьмите двести долларов.