— Берегите эту скрипку, — говорил он.

— Почему? Потому что она очень ценная?

— Ну, это зависит от того, кто на ней играет. И от того, кто слушает.

Я взял скрипочку в руки. Отверстия рядом со струнами напоминали буквы С, как в имени Сара или в слове «сестра». «„С“ как в „совсем скоро“», — подумал я, покачав головой. Я уже пробовал на ней сыграть, но всякий раз результат был ужасным.

— Ничего не получится, — сказал я. — Ты же знаешь, что я не умею играть.

— А вот и нет, умеешь, — возразила Сара.

— Тогда пеняй на себя.

Я прижал скрипочку к подбородку. В ту ночь мне не хотелось Саре ни в чём отказывать.

Раздались те же ужасные звуки, что и всегда.

Струны жалобно заскрипели, как только я дотронулся до них смычком. Затем скрипка сипло закашляла. Ну вот и всё, от таких звуков только мурашки по коже пошли.

— Хватит, сама видишь.

— Продолжай, — попросила Сара. — Просто закрой глаза и играй.

Зажмурившись, я наудачу прижал струны пальцами. И тогда скрипка зазвучала совсем по-другому. Звуки походили на шелест ветвей в еловом лесу, на взмахи птичьих крыльев.

Когда я снова раскрыл глаза, Сара уже спала.

Она лежала, свернувшись калачиком. Лоб её был покрыт потом, она тяжело дышала.

— Сара, — прошептал я.

— Дай ей поспать, — сказал чей-то голос.

В лунном свете возле окна стоял незнакомец. Нос его был острый, как клюв. На нём было длинное чёрное пальто с широкими рукавами, а на голове — чёрная беретка.

— Уходи! — заплакал я. — Пожалуйста, уходи!

Я сразу понял, кто этот господин.

Но в ответ он лишь покачал головой.

— Уговаривать бесполезно. Я должен сделать свою работу. Но сначала мне надо немного отдохнуть, что-то ноги устали.

Господин Смерть сел в ногах у сестрёнки.

Разувшись, он потёр свои холодные ступни.

Тогда я снова взялся за скрипочку — только бы не слышать его сиплых вздохов. Я едва касался струн, но с каждым взмахом смычка в комнате становилось всё тише.

Подняв глаза, я увидел, что мы находимся в саду. Кругом цвела белая сирень. На полянке лежал красный мяч, который Сара любила подбрасывать к солнцу. А на яблоне тихонько покачивались её качели.

Мелодия, раздававшаяся из скрипки, была такой грустной, что господину, сидевшему под берёзой в шезлонге, пришлось достать носовой платок.

— Прекрати, — взмолился он, вытирая свой острый нос. — Что это за тоскливая музыка?

Я взглянул на чёрные отверстия в скрипочке.

— Это Скорбь и Страдание, — ответил я. — Ты сам принёс их сюда.

— А можешь сыграть что-нибудь другое? — поинтересовался он. — Нет ли мелодии повеселее?

— Нет, — сказал я.

— Не желаю тебя больше слушать, — сказал господин Смерть. — У меня сердце болит от такой музыки.

И он потянул себя за костлявые пальцы так, что они затрещали.

И я вспомнил, как весело нам было когда-то.

Вспомнил, как летом мы бегали друг за другом по траве в солнечном свете. И смычок запиликал как оголтелый, моя рука еле за ним поспевала. Из скрипочки доносилось птичье чириканье, жужжание шмелей и пение сверчков.

— Иди сюда, соня, в салки будем играть! — кричала сестрёнка.

Она стояла посреди сада в своём жёлтом платьице.

Я побежал за ней, перепрыгивая кочки.