Ульф Старк. Черная скрипочка
Моя сестрёнка Сара уже давно не вставала с кровати. Я просидел с ней весь день. Сначала мы складывали пазл, но она уронила его на пол. Потом мы просто сидели молча. Я не знал, что сказать. Мы смотрели в окно. С неба падали большие белые снежинки. Белки, играя, носились по сосновым ветвям. — Видишь? — спросила Сара. — Да, — ответил я. На самом деле я смотрел в сторону. Разглядывал узоры инея на запотевшем от нашего дыхания стекле. — Мы с тобой тоже скоро будем играть, — сказала сестрёнка. — Конечно, — ответил я. — Вот только поправлюсь, — продолжала она. — Будем делать ангелов на снегу. Я тебя всего изваляю. — Сейчас, как же! — ответил я, улыбнувшись изо всех сил. До чего тяжело разговаривать с человеком, который по-настоящему болен. Так сложно подобрать нужные слова. А то и вовсе сморозишь какую-нибудь глупость или скажешь что-то не то. — Может быть, притащить комиксы? — спросил я. — Я бы тебе почитал про того смешного солдатика. Саре всегда нравились старые комиксы. Там такие добрые картинки. — Давай, — согласилась она. Но когда я вернулся, она уже спала. В тот вечер ворон уселся на верхушке нашей ели. Папа и мама уже попрощались с нами перед сном. Сара выпила свои таблетки. Папа немного задержался. Он потрогал её лоб, пока я надевал свою синюю пижаму. — Выключи, пожалуйста, свет, — сказал он. — Если что, позови меня. — Как это «если что»? — спросил я. — Не знаю, — ответил папа и вышел из комнаты. Мне не хотелось ложиться. Я сел на стул рядом с кроватью сестрёнки и стал слушать её дыхание. Она дышала совсем как обычно. Я прислушивался к тиканью часов на стене и знал, что сегодня необычная ночь. Немного погодя на небе взошла луна и осветила лицо Сары. Щёки у неё были румяными, но не потому, что она была здоровой. Всё из-за температуры. — Ты спишь? — прошептал я. — Нет, — ответила Сара. — Хочешь поболтать? — У меня нет сил. Может быть, просто что-нибудь вспомним? Тогда мы стали молча вспоминать, что с нами было. Мы вспоминали, как весной пускали лодочки из древесной коры по лесному ручью. И как однажды вечером улизнули из дому на поле, чтобы посмотреть на летучих мышей, которые носились над нами, словно серые тени. — Помнишь? — спросила она. — Да, — сказал я. Сколько же их там было! Ещё мы вспоминали те дни, когда мы, лёжа на спине, качались в красной отцовской лодке и любовались на облака. Сара уже была больна, и сил у неё оставалось немного. Потом наступила осень, а дальше я и вспоминать не хочу. Сара тихонько лежала, глядя в потолок так, будто по нему проплывает последнее облачко. Я подошёл к окну и подышал на стекло. Затем написал на нём пальцем: «Нет». Тогда я увидел, что на верхушке ели сидит ворон. — Сыграй мне, пожалуйста, — прошептала Сара. На часах было четверть первого. Кажется, я заснул, сидя на стуле. Сестрёнка дотронулась до меня своей горячей рукой. — Пойду позову папу, — сказал я. — Не надо, — попросила она. — Сыграй мне на скрипочке. Тогда я снял со стены скрипку. Это был старинный инструмент, когда-то купленный папой в Германии. Он не играл на ней очень давно. Всё это время скрипка молча висела на стене в нашей комнате. |
