Шиповатая крошка

Лето 1968 года выдалось сухим и жарким. В конце июля несколько особенно знойных дней превратили пустыню в безжизненное пространство. Затем она совсем выгорела, замерла. Наступила ранняя, холодная и тоже сухая осень. В это безотрадное время мы подъезжали к дикому северному берегу озера Балхаш. Озеро сверкало чистыми синими, зелеными, бирюзовыми тонами и среди царящего запустения и мертвой тишины было особенно великолепным.

Выдался теплый день. Ветер затих, озеро успокоилось, стало на редкость гладким. В испарениях заструились дальние его берега, поднялись над водой, приняли причудливые очертания.

Недалеко от нашей стоянки виднелись красные обрывы. Я направился к ним с помощником. Растительность здесь также давно угасла. Нигде не было видно и насекомых, лишь изредка пролетали бабочки-желтушки. Сухая пустыня была для них чуждой, и они очень торопились. Другой перелетный странник, стремительный в полете бражник-языкан, покрутившись на берегу и не найдя цветов, зигзагами взвился в небо и, разогнавшись, растаял в синем небе.

За два часа пути нам повстречался только один длинноногий жук-чернотелка да несколько прибрежных уховерток, недовольно размахивая и грозясь своими клешнями на конце брюшка, разбежались в разные стороны из-под перевернутых камней. Берега озера, всегда такие интересные, казались безжизненными. Даже птицы исчезли. Не было видно ни чаек, ни пеликанов, ни куличков.

В этом месте озеро было особенно красивым. Высокие красные берега, отложения озер, существовавших более двадцати миллионов лет назад, гармонично и нежно сочетались с лазурью воды. У самого берега волны замутили красную глину, и вода стала нежно-розовой. Тростники, тронутые холодными утренниками, полыхали золотом.

Мы ложимся на землю и начинаем копаться под кустиками. Может быть, под ними увидим что-либо интересное. Вдали от кромки берега, в пустыне, наши поиски бессмысленны. Но у берега на галечниковых валах, издавна намытых волнами, под редкими кустиками черной полыни есть, хотя и небольшое, но довольно разнообразное сообщество крошечных обитателей пустыни.

В одном месте галечниковый вал занят колонией самых маленьких, не более одного миллиметра длиной, муравьев-пигмеев. Их семьи располагаются под каждым кустиком у самого корня. Около двухсот таких кустиков — семейных убежищ, связанных друг с другом, составляют настоящее «государство». Кое-где от кустика к кустику, преодолевая нагромождение камней и сухого, выброшенного на берег тростника, между муравейниками ползают крошки муравьи-связные. Колония живет своей особенной и таинственной жизнью в этом глухом уголке пустыни, и муравьи-пигмеи даже в тяжелую пору находят для себя пропитание. Много ли им надо!

Тут же под кустиками затаились на зиму одиннадцатиточечные божьи коровки, множество крошечных паучков, небольшие мокрички, мелкие жучки. В темном и слегка влажном перегное, скопившемся под кустиками за многие годы, копошатся крошечные колебмолы и прыгают во все стороны на своих чудесных хвостиках-пружинках. Собрались сюда на зимний сон и мелкие цикадки. Много здесь пауков-скакунчиков, испещренных, будто зебры, черными и белыми полосками. Один из них, самый крупный, увидел потревоженного нами паучка-краба с двумя рогами на брюшке и помчался за ним вдогонку. Но тот изловчился, юркнул в сторону, спрятался в обломок сухой тростинки. Крошечный серый богомольчик тоже нашел убежище и, видимо, неплохо поохотился, судя по полному брюшку. Немало и небольших вертких желтых сороконожек. Извиваясь и размахивая усиками, они бросаются наутек, изо всех сил работая многочисленными ножками.

Осторожно переворачивая ножом мусор, я неожиданно замечаю плавно скользящее по камешку крошечное существо с ярко-белым отростком на кончике тела.