Непрозрачные намеки, по всей видимости, на Картера не действовали.

– Почему? – с наивным недоумением уточнил он.

– Попробуй посидеть на жердочке.

– Но метлы вообще летают?

– Ты мне расскажешь о Дороти? – Я посчитала ниже собственного достоинства объяснять, что мы ведьмы, в конце концов, а не дворничихи. Для быстрого перемещения между домами мы пользуемся каминами… как Санта-Клаус. Тьфу!

– Из родственников только брат и сумасшедшая тетка. Правда, я никогда их не видел.

Дав скупой комментарий, Картер примолк и некоторое время, не произнося ни слова, разглядывал проплывающие за окном сельские пейзажи.

– И все? – изогнула я брови, когда догадалась, что продолжения содержательного рассказа не последует. – Не очень-то много ты знаешь о своей невесте.

– Ее выбрал дядька по миниатюрам и резюме из целого выводка выпускниц пансиона. Нас в феврале познакомил поверенный Уильяма в своем кабинете.

В голове моментально выстроилась четкая картина. Благородная, но разорившаяся фамилия Слотер, хорошее воспитание, умершие родители, никакой поддержки. Я плохо разбиралась в проблемах человеческих бесприданниц, но, похоже, Бренты не бедствовали и ей повезло.

– У меня в столице случился неприятный инцидент с одной замужней дамой. Вернее, с ее мужем… – Он кашлянул и, не вдаваясь в подробности, продолжил: – Уильям взбесился и отправил меня в Сельгрос следить за пивоварнями, а с месяц назад появилась Дороти. Я не думал, что вообще увижу ее до свадебного обряда, но она сидела перед воротами мануфактуры на дорожном сундуке.

– Когда вы планировали пожениться?

– Когда потребуется… Ну… Она думала зимой, – неожиданно пятнистые щеки Картера вспыхнули румянцем, окончательно делая его похожим на божью коровку. Удивительно, но у бывшей жабы, похоже, не до конца атрофировалась совесть, и ему становилось неловко от разговора о навязанной женитьбе.

Конечно, я была принципиально против женитьбы, особенно с внуками заклятых друзей бабки, жаждавших запустить лапы в колдовское наследие Нортонов, но в черных ведьмах с детства выпестовали тягу к самостоятельности, а Дороти чисто по-женски становилось жалко. Я ненавидела несбывшиеся надежды и пообещала себе, что, когда дурдом с превращением жабы в девицу закончится, Картер всенепременно станет хорошим мужем и, по мере сил, порядочным человеком. Даже если для этого ему придется стереть память с помощью зелья.

До поместья мы добрались только после обеда, устав от жаркого дня, набивших оскомину сельских видов и отвратительных дорог. Когда экипаж въехал в уютную деревушку и мимо нас зачастили дома из серого камня с красными черепичными крышами, Картер с кислым видом объявил:

– Отсюда начинаются земли Брентов. – У него на лице ходили желваки. – Ненавижу провинцию.

Я промолчала, откровенно сказать, не понимая, чем деревня была хуже большого города. Лично мне в Сельгросе жилось гораздо веселее и практичнее, нежели в шумной, отчаянно грязной столице. Один отряд ненавистниц во главе с местным пастором чего стоил! Как тут соскучиться?

– Ты правда выросла в том знаменитом замке на скале? – вдруг спросил Картер, а когда я скупо кивнула, то полюбопытствовал: – И как там?

– Холодно и ветрено, – сухо отозвалась я. – Ты ненавидишь провинцию, а я каменные полы, сквозняки и родственный диктат.

Особняк Брентов появился неожиданно, когда мы выехали из-за поворота. Если бы сейчас Дороти не оказалась запертой в личине жабы, то, наверное, лишилась бы чувств от красоты. В червонных лучах угасающего солнца дом выглядел внушительным и монументальным.