Изменить размер шрифта - +
Напротив, смена обстановки словно бы пробудила его. Он уже совершенно приладился к жизни в Каприкорнах. «В сущности, — писал он в своем дневнике, — Каприкорны похожи на деревушку, обосновавшуюся в самом центре Лондона. В магазинах раз за разом сталкиваешься все с теми же людьми. Теплыми вечерами местные жители гуляют по улицам. Можно заглянуть в „Лик Светила“ и тебе поднесут, я рад это признать, весьма приличный, да что там, просто превосходный белый портвейн».

Дневник мистер Уипплстоун вел уже несколько лет. До нынешней поры он ограничивался в нем сухим изложением фактов, временами приправленном иронией, которой он отчасти прославился в МИД’е. Однако теперь его записи — сказывалось влияние новой обстановки — стали более пространными, порой даже игривыми.

Стоял теплый вечер. Окно в кабинете было открыто, шторы раздернуты. Закатный свет, пронизавший платаны и воспламенивший купол Базилики, уже блекнул. В воздухе витали ароматы свежеполитых садиков, приятные звуки шагов вперемешку с негромкими голосами вплывали в окно. Приглушенный рев Баронсгейт казался далеким, всего лишь фоном, подчеркивавшим царившую здесь тишину.

Он положил ручку, позволил моноклю выпасть из глазницы и с удовольствием оглядел комнату. Все чудесным образом встало по местам. Старая мебель, благодаря уходу Чаббов, положительно сияла. Красный кубок мерцал на подоконнике, а пейзаж Агаты Трой, казалось, светился собственным светом.

«До чего же все замечательно», — думал мистер Уипплстоун.

В доме было очень тихо. Чаббы, насколько он понимал, отправились по своим вечерним делам, впрочем, они приходили и уходили столь неслышно, что сказать что-либо наверняка было невозможно. Пока он возился с дневником, до него доносились какие-то шаги на ведущих в полуподвал железных ступеньках. Мистер Шеридан был у себя, принимал гостей.

Он выключил настольную лампу и подошел к окну. Только двое людей и виднелись на улице — мужчина и женщина, приближавшиеся со стороны Каприкорн-Сквер. Свет из раскрытых дверей «Лика Светила» на миг окатил их, позволив мистеру Уипплстоуну разглядеть обоих получше. Оба оказались неумеренно толстыми, что же до женщины, в ней проглянуло что-то знакомое.

Они приближались, погружаясь в тень от платанов и вновь выходя из нее. Повинуясь смешному порыву — как будто он за ними подглядывал! — мистер Уипплстоун немного отступил от окна. Женщина, казалось, смотрела ему прямо в глаза: мысль нелепая, поскольку видеть его она не могла.

Теперь он понял, кто это: миссис или мисс Кс. Санскрит. А ее спутник? Брат или супруг? Почти наверное брат. Свиноваятели.

Они уже покинули тень и, облитые светом, пересекали Уок. И он, наконец, увидел обоих во всей их кошмарной красе.

Жуткое впечатление создавалось не только тем, что они заплыли жиром настолько, что могли бы позировать друг дружке в качестве натурщиков для их скульптурных творений, и не тем, что разряжены они были совершенно непристойным образом. В наши отличающиеся вседозволенностью дни никакой наряд чрезмерно непристойным не кажется. И не только в том было дело, что мужчина носил браслеты на запястьях и лодыжках, ожерелье и серьги, что волосы его спадали из-под расшитой головной повязки, словно болотные водоросли. Не только в том, что женщина (лет пятидесяти, не меньше, подумал мистер Уипплстоун) напялила великанские шорты из черной кожи, черную шнурчатую блузу и черные сапоги. Сколь ни чудовищными выглядели эти гротескные украшения, они совершенно меркли в сравненьи с глазами и ртами Санскритов, густейшим образом накрашенными у обоих, как с почти паническим чувством увидел теперь мистер Уипплстоун.

«Им здесь не место, — подумал он, неосознанно стараясь защитить нормальность Каприкорнов. — Людям вроде них. Таким следует жить в Челси. Или где-то еще.»

Они пересекли Уок.

Быстрый переход