|
Сначала он говорил лишь о сугубо подземных вещах — где следует ожидать прорыва вод, куда должна повернуть хитро проведенная жила и так далее, но постепенно стал предупреждать и о возможных тревогах на поверхности. Он предсказал великое вторжение с востока, когда соединенные силы истерлингов Великой Степи, дружины дорвагов и Торговой Области вкупе с подошедшими отрядами гномов Гелии с величайшим трудом и большим для себя уроном отбили натиск неведомых кочевников с юго‑востока; после этого Наугрима хотели выбрать в Совет, где ему давно следовало быть по его искусству, знаниям и рассудительности, но он вновь отказался. А за несколько лет до появления Олмера он предрек появление «короля за Грядой» и советовал гномам не пропустить его туда; но предсказание оказалось настолько мрачно и запутанно, что его никто не понял; на расспросы же Наугрим не ответил, он был в страшном отчаянии, и впервые за долгие десятилетия народ увидел его плачущим. Только после появления Олмера гномы поняли, в чем был смысл темных слов пришельца; но было уже поздно. Леса Ча словно пробудились от векового сна; воспряли духом мерзкие гурры, и чащобы стали окончательно непроходимы. Наугрим лишь горько сжал губы при этом известии.
— А что он говорил об Олмере? — стал допытываться Фолко. — Это было что‑то вроде стихов, — отвечал Фреир, — и звучало так:
Когда Черный Страх в Казад‑Дум заползет, Тогда за Грядой Собиравший взовьет Свой стяг черно‑белый, и Черная Жуть Отправится в новый погибельный путь. И, молнии прошлого в длани подъяв, Сбирающий выступит, прям и кровав. Под черным плащом — бестелесная грудь, Небесный Огонь проложил ему путь. И сплав черной воли и смелых сердец Он вложит во свой всемогущий венец, И волнами мрака надвинутся те, Что ждали вдали того дня в пустоте. Тогда помертвеет пустой небосклон, И звезды исчезнут, и вступит на трон Тот, кто изначально был лишь человек. Наденет корону — и кончится век, И ветер с заката раздует пожар, Который возжжет оробевший Валар, И пламя, быть может, его изведет, Но вкупе и все Средиземье пожрет...
Недобрая тишина затопила гостиную Фреира. Сам он потупился и умолк, слышно было лишь потрескивание дров в камине. — Что же все это значит? — выдавил из себя Торин. — Не знаю, — нахмурившись, ответил Фреир. — Наугрим не объяснил. Он лишь говорил, что надо остановить Засевшего за Грядой, не пожалев жизней. Он так напугал всех, что Совет уже почти решил готовить полки, однако тут пришло сообщение, что за Грядой уже трепещет страшный чужой флаг — белый круг в черном поле и в кругу — трехзубая черная корона... И тогда Наугрим сказал: «Поздно». Фолко сидел и чувствовал, как мир вокруг него теряет привычные очертания. — Как увидеть Наугрима? — только и смог вымолвить он. — Я провожу вас, — ответил Фреир. — Он еще никому не отказывал. Фолко почти бежал по нешироким коридорам Гелии, гномы едва поспевали за ним. Он ничего не видел, кроме спины шагавшего впереди и поминутно вынужденного наддавать ходу Фреира; и еще он чувствовал, как начинает исходить тепло из висящего на груди заветного клинка. Наугрим вышел к ним сам, они столкнулись с ним, завернув за угол. Похоже было, что он знал об их появлении. Наугрим действительно был очень высок для гнома, на голову выше любого из них; ширина плеч говорила об огромной силе, черная густая борода спускалась почти до пояса; концы волос были обожжены. Но его глаза — ярко‑синие — были такого редкостного даже среди людей цвета, что трудно было отвести от них взгляд — они казались удивительной чистоты самоцветами в темной оправе. |
