По неведению?

Теперь Юлсу Тегишева тихо угасает в парижской больнице от анорексии.

Почему, кстати, генерал, который пылинки сдувал с дочери, ничего не замечал? И он, и московский эскулап? Ведь все-таки ее наблюдал врач.

Очевидно, слишком разительны были различия в реалиях ее двойной жизни.

Русские дети, выросшие на Западе, как бы попадают в зазор между тамошним образом жизни и здешним.

В Милфилде любая наставница-воспитательница с первого взгляда различит малейшие признаки анорексии: как цербер, она постоянно начеку. Потому что сытое западное общество знает, как опасна эта болезнь.

А в России, где многие десятилетия существовала только одна проблема, как вдоволь поесть, такое вряд ли в голову кому придет.

Столько поколений были счастливы ухватить батон колбасы, умирая от голода! И дикой показалась бы идея добровольного отказа от пищи.

Взрослые будут подозревать подростка в чем угодно — в употреблении наркотиков, токсикомании, потому что так принято. Быть бдительным, следить и подозревать в этих грехах — сколько угодно, но только не в анорексии.

Другое дело Запад.

Вот, скажем, что писала «Дэйли мэйл»: стоило солистке «Спайс герл» Виктории Адаме потерять несколько килограммов, как ее тут же переименовали в Скелет Спайс вместо Пош Спайс (Шикарная)!

И обвинили в том, что Виктория дурно влияет на молодежь, внушая мысль, что иметь на теле немного жирка — это чуть ли не преступление.

Обвинение нешуточное! Это понятно, хотя тут же Виктория стала публично оправдываться, утверждая, что у нее нормальный вес. Она даже обнародовала свое меню!

На завтрак — две чашки каши. Ленч — два окорочка с овощами, и на ужин — фирменное мамино блюдо.

Потому что там с такими вещами не шутят. Если какой-нибудь девчонке взбредет в голову, что она должна, как милашка Виктория, худеть, а потом все это кончится болезнью, а не дай бог, и смертью, на репутации звезды это пятно.

А наши звезды объясняют всем, как нужно худеть, и публично гордятся сброшенными килограммами.

Что ж, другая жизнь!

«От генерала, наверное…» — подумала Светлова, Юлсу лежала, закрыв глаза и вытянув руки поверх одеяла. Похожая на ребенка сейчас более, чем обычно. Бедного, страдающего ребенка.

Когда Анна вошла, у нее чуть затрепетали веки.

А как же девочка вздрогнула, когда Анна впервые упомянула при ней о Марион Крам и ее наследстве!

Светлова-то думала тогда, что это «доверчивый ребенок», из которого она, мучаясь совестью, пыталась беззастенчиво вытянуть информацию.

В то время как все было наоборот — ребенок вытягивал информацию из нее!

Словно прочитав Анины мысли, Юлсу открыла глаза:

— Нет! Я вас не боялась. Да и не боюсь. Я вообще теперь очень спокойна.

— Да?

— Да! Я решила еще тогда, в Амстердаме, в доме у Крам, что я буду очень спокойная… Потому что должна была сделать все, чтобы не потерять Эмерика. Если даже для этого надо будет убить…

И Юлсу поступила просто: подобрала в магазине похожую. И когда отправилась к Крам для разговора, надела эту куртку.

Теперь, если кто-то и заметил ее, возникала бы неизбежная путаница. Кто это ?Да та, что была у Крам в гостях накануне. И вернулась снова?..

Конечно, Юлсу не отрицает, что намеренно взяла с собой пистолет из отцовского кабинета. Но это вовсе не значит, что она сразу решила убить эту женщину. Нет!

Сначала девушка хотела с ней только поговорить.

Попросить, даже, может быть, умолить оставить в покое ее отца.

Марион показалась ей вначале очень даже милой: она как раз кормила уточек, когда Юлсу позвонила в дверь.

Отряхивая с ладоней крошки, Крам гостеприимно пригласила ее в дом.