Скорее всего, врачи правы и никакого преступления за смертью Геннадия Геца не скрывается…

Просто Инна Гец после смерти мужа, по-видимому, находилась в состоянии стресса и была не совсем адекватна…. И одно из проявлений этого состояния — подсознательное желание добиться «посмертного оправдания» милейшего и умнейшего Микки. Доказать, по мере возможности, непричастность любимца-крыски к гибели супруга.

Все-таки бедная женщина потеряла сразу двоих…

За собой же Светлова оставила право в любой момент отказаться от расследования этого дела.

И хотя кругом жил своей жизнью большой город, Ане показалось, что наступила блаженная тишина.

Светлова — наконец-то! — осталась одна.

Она нашла недалеко от Рейхстага кафе, в котором они договорились встретиться с Гец, и поскольку Инна Петровна еще не появилась, выбрала на улице столик поуютнее, уселась… С абсолютным ощущением счастья и покоя заказала свой любимый томатный суп.

Счастье — это плетеный стул, ветерок со Шпрее, плошечка с томатным супчиком и косая солнечная августовская полоса на столе, поперек салфетки и плетеной корзиночки с хлебом.

В Рейхстаг стояла очередь, не меньше той, что вереницей тянется в Мавзолей.

Светлова тоже была не прочь полюбоваться на архитектурное чудо… Новый отреставрированный Рейхстаг со стеклянным куполом освещался системой зеркал, которыми управляли компьютеры. Зеркала все время поворачивались, улавливая свет…

Но — некогда!

Аня уплела дивный густой ароматный супчик и блаженно вздохнула. Вдох получился глубоким!

Говорили, будто берлинцы последнее время больше испытывают тягу жить за городом. Им, помешанным на экологии, электронное табло в городе постоянно выдает показатели загрязненности воздуха, как москвичам показывает температуру градусник на Тверской. И берлинцы этими показателями недовольны! Но Ане показалось, что, в сравнении с летней Москвой, воздух здесь, в Берлине, как на курорте, несмотря на то, что это — тоже большой город и лето в нем тоже очень и очень жаркое.

«Просто таких чудовищных мегаполисов, как Москва, — подумала Светлова, — наверное, вообще мало на земле…» Во всяком случае, в Европе их не было точно. Все нормальные европейские города, разрастаясь до определенной черты, — а это шесть-семь миллионов жителей, — ставили себе предел и начинали интенсивно разгружаться. А Москва все росла и росла, достигая чудовищных, несообразных размеров.

Берлин был похож на огромную стройку, Светлову он поразил и покорил. Кажется, перестраивающийся город уже давным-давно перешагнул отметку миллениума — весь устремленный в будущее.

В нем были свои особая энергетика и движение, которые подпитывают вливание свежей крови. Возможно, ее роль тут играли большие деньги.

Современнейшие архитектурные чудеса, появившиеся за последнее время в столице Германии, заставляли голову Светловой кружиться и убеждали: нет ничего невозможного для человека.

— Привет! — послышалось вдруг почти рядом.

Из маленькой, похожей на игрушку автомашины, остановившейся неподалеку, Ане махала рукой Инна Гец.

— Покоя?! — Инна саркастически хмыкнула. — Какой уж тут покой!

Вы вообще-то представляете, что такое своим трудом, без помощи денег, закрепиться здесь? — Гец кивнула на окно машины, скорее на то, что открывалось за ним. — Да еще не на пособии, не на чистке рыбы или уборке мусора, а на достойной ступени социальной лестницы?! Да еще русским!.. Какой это должен быть труд?

— Могу только попробовать представить.