|
Если уж тебя считают сильным и смелым человеком, если ты сам мнишь себя таковым, то за тобой должок — оказывать противодействие злому. Не исполнишь сей долг — замараешь честь, подмочишь репутацию, а репутация — это такая тонкая материя, которую очень легко намочить, вот только, чтобы высушить её, порой не хватает целой жизни. Тимофей просто вовремя понял, что для настоящего мужчины ничего дороже чести и великолепного чувства достоинства не существует, вот и берёг их, как мог, доказывая всему миру: я достоин! И честь имею. Только это вовсе не значит, что ему хотелось вступаться за Коко, ввязываться в драку. Ужас, как не хотелось! Однако положение обязывало…
— По-русски разумеешь, кафр? — лениво спросил он толстяка. — Разумею! — угрожающе ответил Мангати. — За «кафра» ответишь! — Лапы от девушки убери, а то обломаю. Африканцы притихли, щеря белые зубы. Наконец-то набрели на развлечение! Мангати неожиданно легко поднялся, повёл налитыми плечами, хотел и бицепсы напружить, да времени не хватило — Браун не стал выпендриваться, а сразу, без долгих разговоров, всадил зулусу в солнечное сплетение палец, твёрдый как отвертка, и тут же пяткой ладони саданул в чёрный вялый подбородок. «Кафра» отбросило на спинку скамьи. Улыбки на лицах африканцев притухли. Защёлкали вынутые ножи, чёрные пальцы продевались в кастеты. Сихали спокойно, словно не замечая зловещих приготовлений, взял перепуганную девушку под локоток и сказал: — Беги домой, малышка. Зулусы напали сразу с двух сторон. — Узуту! — раздался боевой клич. — Узуту! Унзи! Узуту! Замелькали лезвия ножей, раскрутилась цепь — и всё слилось. Браун едва поспевал уворачиваться, блокировать удары и бить сам. Подножка. Отбив ножа. Залом. Удар ребром ладони. Хук слева. Прямой в голову. Уход. Блок. Удар… Рядом мелькнуло разгорячённое лицо Сегаля. А вон Тугарин-Змей, сжав зубы, ритмично дубасил самого крупного афро — Мбазо кажется. Шурик Рыжий что-то приговаривал перед очередным тычком… «Может, я просто зло сгоняю на них?..» — подумал Браун. Сама ситуация была забавной — генеральный руководитель проекта ТОЗО, зональный комиссар АЗО и «другие официальные лица» метелят афро-отморозков… И вдруг всё кончилось. Звуковая солянка из пыхтенья, воплей, хэканья, треска рвущейся ткани, тупых и звонких ударов растаяла, сменившись топотом ног убегавших и стонами тех, кто остался лежать, сидеть и корчиться. Тимофей обшарил глазами аллею — никого. Ни «кафров», ни белых из «Чёрного солнца». Хотя нет, один бледнолицый всё-таки задержался — тот самый очкарик. Сидит, сжался весь и ручками подёргивает. Не знает, интель, куда их деть — то ли на коленях сложить, сохраняя лицо в моральном плане, то ли прикрыться ими, когда бить будут. — Как зовут тебя, — насмешливо спросил Тимофей, — о гордый потомок фоортреккеров? — Клаасенс… — пролепетал потомок. — Если ты трус, — сказал Браун назидательно, — то найди себе взрослую тётю, которая станет тебе хорошей няней. — Я не трус! — вякнул парень. — Так что же ты не вступился за девушку, удалец? — Вы не понимаете, они зулусы, их предки и так натерпелись, и… — Всё ясно с тобой, ты не трус, — прервал Клаасенса Тимофей. — Ты политкорректное чмо. Запомни, может, дойдёт и до тебя: бить надо любую сволочь, независимо от того, какого она цвета. А-а, ладно… Пошли, ребята! А то прибудут чёрные полицейские и настучат по белым хулиганам! Где-то вдалеке провыла сирена, и океанцы с антарктами поспешили затеряться в переулках. |
