|
.. ...распознан и арестован 11 февраля 1946 года. Во время Нюрнбергского процесса, когда судили главных военных преступников, Гесс давал показания в качестве свидетеля защиты, а после окончания этого процесса он был передан Польше. Именно в польской тюрьме он пишет свои воспоминания. 2 апреля 1947 года Верховный народный трибунал приговорил Гесса к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение на территории бывшего концентрационного лагеря в Освенциме [49, с. 5-6].
ГЕСС (воспоминания об Освенциме): Я обязан был спокойно смотреть на то, как матери с плачущими или смеющимися детьми шли в газовые камеры. Однажды двое малышей так увлеклись игрой, что мать не могла их оторвать от нее... Никогда не забуду взгляда этой матери, молящего о пощаде... Евреи, находившиеся в газовой камере, начинали уже волноваться, и я должен был действовать, ...я сделал знак одному из офицеров. Он взял на руки упирающихся детей и под душераздирающие рыдания матери, идущей сзади, отнес малышей в газовую камеру... <...> ...моей семье было хорошо в Освенциме. Выполнялось каждое желание моей жены и детей. Дети могли играть, сколько хотели, у жены было столько любимых цветов, что она чувствовала себя как в раю... Каждое воскресенье я ездил с женой и детьми по полям, ходили по конюшням, невозможно было обойти и псарни. Больше всего мы любили двух наших лошадей и жеребенка. У детей в саду всегда были... черепахи, куницы, кошки, маленькие ящерицы. Летом дети плескались в садовом бассейне или в реке Соле. Самой большой радостью для них было, когда и я купался вместе с ними. Но у меня было слишком мало времени для моих детей (49, с. 94-95, 97-98]. ЭЙХМАН: Гесс был хорошим коллегой и другом. <...> Гесс был примерным семьянином, воплощением скромности, пунктуальности и аккуратности. <...> О том, что самому Гессу, как человеку, работа его, составной частью которой было уничтожение врага, причиняла страдания, я знаю от него самого... У него не было никаких пристрастий, пил он очень мало, только для формы, курил в общем-то лишь за компанию [48, № 9, с. 123,124]. ГЕСС: ...я ничего не видел, кроме работы и задач, возложенных на меня. Это вытеснило из меня все человеческое. <...> ...я сделался в какой-то степени мизантропом. Часто бывало так, что на вечерах среди близких знакомых я становился вдруг молчаливым и отталкивающим; охотнее всего я бы ушел, чтобы быть в одиночестве... Усилием воли я брал себя в руки и с помощью алкоголя старался избавиться от подступающего плохого настроения... <...> Бывало и так, что находясь дома, я вдруг обращался к своим мыслям, к каким-то деталям экстерминации [уничтожения], и тогда я вынужден был уйти: я не мог выдержать в сердечной семейной обстановке. <...> Моя жена никогда не могла объяснить себе, почему я так часто бываю угрюмым... Присутствуя ночью при разгрузке эшелонов с людьми, находясь рядом с газовыми камерами и кострами, на которых горели трупы, я часто думал о своей жене и детях, не связывая однако этих мыслей со всем происходящим вокруг. <...> Когда видишь женщин с детьми, которые идут в газовые камеры, невозможно избавиться от мыслей о собственной семье. Я забыл, что такое счастье с того момента, когда в Освенциме приступили к массовому уничтожению евреев [49, с. 41, 96]. Е. РАВИЧ: Гиммлер сказал о Гейдрихе, что тот “бесконечно страдал, никогда не знал покоя и разрядки”, а Пауль Блобель, командовавший одним из оперативных отделов СС, которые вели резню... показал во время следствия: “...наши, которые участвовали в этом, потеряли больше нервов, чем те, которые должны были быть расстреляны...” [49, с. 22].
Сколько же их, страдальцев!.. Согласно данным [3, т. 2] в СС - “охранных отрядах” нацистской партии - служило около 800 тысяч человек [с. |
