Паха Сапа не знает. Он много раз задавал себе подобные вопросы, но хотя призрак и разговаривает с ним по ночам, Паха Сапа не знает, видит ли тот и слышит ли через него, проникает ли в его мысли, как обречен это делать Паха Сапа, читающий мысли Длинного Волоса.

— Так ты, Билли, знал Сидящего Быка?

Голос Доана Робинсона звучит озабоченно, может быть, смущенно, словно он опасается, что обидел индейца лакота, которого он называет Билли Вялый Конь.

— Совсем немного, мистер Робинсон.

Паха Сапа старается говорить как можно дружелюбнее.

— Я время от времени встречался с Сидящим Быком, но я был всего лишь мальчишкой, когда он сражался, потом сдался, а потом был убит индейцем-полицейским, который пришел его арестовывать.

Виваньяг вачипи, танец Солнца около Дир-Медисин-рокс, за две недели до того, как они убили Длинного Волоса, продолжался всего два дня.

Мальчики постарше, юноши, приехавшие на обряд посвящения, лежали у основания высокого вага чуна, теперь украшенного с помощью краски, шестов и ленточек. Подобным же образом Сильно Хромает и другие шаманы раскрасили мальчиков и молодых мужчин, которые стояли не шелохнувшись и не плача, когда вичаза вакан надрезали полоски кожи на их груди или спинах, чтобы под сильные грудные или спинные мышцы можно было засунуть петельки сыромятной кожи, к которым обычно были привязаны маленькие кусочки дерева. Потом эти петельки длинными лентами прикреплялись к самой вершине вага чуна.

Потом молодые люди, по раскрашенному телу которых сочилась кровь, вставали и начинали петь и танцевать, то подаваясь к священному дереву, то отходя от него так, что лента натягивалась и готова была вырвать кусочек сыромятной кожи из-под их мышц. И, распевая и танцуя, они всегда смотрели на солнце. Иногда они танцевали целых два дня подряд. Но чаще они танцевали и прыгали, пока не теряли сознания от боли или — если им везло и Вакан Танка улыбался им — пока кусочек кожи не прорывал мощную спинную или грудную мышцу и они таким образом не освобождались.

Сидящий Бык в юности не раз танцевал так, но теперь, на глазах Паха Сапы, Сильно Хромает и двух тысяч других, смотревших на происходящее летом 1876 года, он, обнаженный до пояса, подошел к вага чуну и сел спиной к священному дереву. Паха Сапа помнит, что заметил крохотную дырочку в подошве одного из старых, но красиво обшитых бусинами мокасин.

Прыгающий Бык, друг Сидящего Быка, подошел, напевая, к вождю, опустился на колени рядом с ним, прожившим сорок две зимы, и с помощью стального шила приподнял кожу снизу на руке Сидящего Быка. Осторожно, чтобы не повредить мышцу, Прыгающий Бык вырезал квадратик кожи — размером с ноготь на мизинце Паха Сапы. Потом вырезал еще такой же кусочек. Прыгающий Бык подошел к правой руке Сидящего Быка и в общей сложности вырезал пятьдесят таких квадратиков.

Все это время, не обращая внимания на кровотечение и никак не реагируя на боль, Сидящий Бык распевал молитвы, прося милости для своего народа и победы в предстоящем сражении с вазичу.

Срезание кожи с правой руки Сидящего Быка, как помнит Паха Сапа (думая теперь о времени в понятиях вазикуна), заняло около сорока пяти минут. После этого Прыгающий Бык принялся срезать еще пятьдесят кусочков с левой руки Сидящего Быка.

Когда Прыгающий Бык закончил срезать квадратики кожи с рук Сидящего Быка, на его живот, набедренную повязку, ноги и землю вокруг вага чуна стекло больше крови, чем было на нем обрядовой краски, Сидящий Бык встал и, продолжая распевать и молиться, протанцевал остаток этого долгого июньского дня, и всю ночь полной луны, и половину следующего влажного, знойного, безоблачного, наполненного жужжанием насекомых дня.

Когда вождь уже терял сознание, его подхватил старый друг Сидящего Быка — Черная Луна. И тогда Сидящий Бык прошептал что-то Черной Луне, а Черная Луна встал и прокричал ждущим тысячам:

— Сидящий Бык хочет, чтобы я сказал вам: он только что слышал голос: «Я даю тебе это, потому что у них нет ушей», и тогда Сидящий Бык поднял глаза и увидел над собой и над всеми нами солдат, нескольких наших вольных людей природы и наших союзников на конях, и много вазичу падали, как кузнечики, и головы их клонились, и шляпы слетали с них.