— Ну так лезь! — крикнул Захарка. — За чем же дело?

— Не хочу у тебя отбирать хлеб!

— И зачем он полез туда? — спросила Лида, — Будто нельзя нарвать в другом месте.

Один Аркаша молчал. Он был чем-то подавлен, ни за кого не заступался, никого не ругал. А в худом лице его, скованном и чем-то смущенном, в крепко сжатых сухих губах и бровях пряталась тоска и мука. А еще молчал Ваня. Наверно, потому, что опять вскинул к глазам свою «Смену» и получше вмещал в кадр этого отчаянного храбреца на отвесной стене. Звучно щелкнул затвор.

— Пленку бы пожалел, — сказал Артем, — переводишь на пустяки.

— Хороший пустяк! — Ваня выбирал новый кадр с Феликсом. — И у меня есть запасная кассета.

— А-а, ну если так, щелкай, — сказал Артем. — Потомки поллитру поставят!

Между тем Феликс добрался до терраски, сорвал несколько цветов, выпрямился и, повернувшись к ребятам спиной, чтоб они не заметили, — но Дима-то заметил! — стряхнул рукой пот с лица и той же дорогой двинулся назад. Теперь у него только одна рука была свободная, и со лба буквально капало на камни. «Так ему и надо, так и надо…» — думал Дима, хотя, уже сам не рад был своим дурацким крикам и хотел одного: чтобы Феликс поскорей вернулся сюда, на прочную дорожку. Но что-то в Диме еще кипятилось, прыгало и кололо его. И вдруг он снова услышал свой радостный, торжествующе глупый вопль:

— Ох и цветики! Редкостные! Первый сорт!

Феликс не изменился в лице. Однако на полдороге к ним он остановился, получше утвердил кеды в камнях, посмотрел на крепко сжатый букет и внезапно швырнул его вниз. Цветы, рассыпавшись, покатились по бело-рыжему слоистому склону.

— Зачем ты? — вырвалось у Ани.

— Поищем что-нибудь получше! — почти не держась освободившейся рукой за камни, Феликс полез к ним. — Худосочные…

— Ну да, найдешь! — сказал Семка.

Дима медленно полез в гору, ненавидя и презирая себя. Перед ним, у большого бурого камня стояла Аня, но совсем не та, какой она была минуту назад, — фигура ее как-то обмякла, глаза погасли, и хвостик волос беспомощно повис на затылке.

Дима прыгнул в сторону и почувствовал, что задыхается. Его душила жара и еще — обида. Она не проходила, а все пуще разгоралась. Даже голова стала чуть кружиться, точно шел по краю пропасти…

Началось все с того, что недели три назад Аня не пришла к Диме читать продолжение толстого романа про завоевание Марса. А вечером он встретил ее у моря с Феликсом: он подбрасывал камень и пытался попасть в него другим камнем, иногда попадал, и оба камня, громко столкнувшись в воздухе, падали в воду. А она при каждом попадании хохотала… Было отчего! Дима тотчас убрался с берега. «Ты чего не пришла? — угрюмо спросил он ее на следующее утро. — Я два часа ждал тебя и не читал дальше». — «Ох, прости, Димочка, — сказала она, — шла к тебе, а тут подвернулся Фелька и прямо уморил меня — ты же знаешь его: стал рассказывать, как мальчишки в прошлом году доставали со дна моря древнюю амфору и были в таком восторге от своего подвига, что подрались, чуть не свернули друг другу набок носы и нечаянно разломали античный сосуд на куски… Умора! Обхохочешься!» Но Дима-то понимал, что дело было не в этой амфоре, потому что и на другой день он не смог застать Аню дома и Феликс куда-то исчез со двора. И на третий день Дима с Аней походили по улице всего минут двадцать, потому что она вдруг стала куда-то торопиться и скоро убежала.