– Или же взять шлюпку.

– Там решим. Главное, что мы окажемся вне курсов и будем вместе.

– Только наденьте шинель, у воды всегда прохладнее. Я со своей шинелью, как видите, – метнула она взгляд на вешалку, – вообще не расстаюсь, как и подобает южанке.

14

Пилоты свое слово сдержали: последние километры за Днестром они прошли на максимальной высоте и с заглушенными двигателями, используя все планерные способности своего небольшого военно-транспортного самолета связи. Высадка прошла на удивление удачно. Все четверо диверсантов приземлились в третьем часу ночи, в безлюдной пойменной низине у речушки, быстро нашли снабженный двумя фонариками мешок со своим багажом и, засыпав парашюты в яме глиняного карьера, направились к полуразрушенной пастушьей хижине.

Здесь они разделили общий багаж по двум красноармейским рюкзакам и двум офицерским чемоданчикам и разошлись: агент Лесник со своим радистом направился на северо-запад, к видневшемуся неподалеку лесу, чтобы там, у одного из лесных хуторов, приготовить базу для приема основной диверсионной группы. А Крамольников с радистом Корнелиушем по кличке Монах двинулись строго на юг, в надежде как можно быстрее добраться до ближайшей железнодорожной станции.

На окраине села они наткнулись на крестьянскую повозку, возница которой направлялся на расположенный в двух километрах полевой стан. Расспросив опешившего от такой неожиданной встречи мужичка, как добраться до станции, диверсанты стащили его с передка, убили и, забросив тело в глубокий, поросший кустарником овраг, погнали лошадей в сторону железной дороги.

– Что, служивый, – самодовольно проговорил Крамольников, берясь за вожжи и обращаясь к своему напарнику, – будем считать, что наша личная война против Красной империи уже началась.

– Ну, прибить колхозного ездового – чести немного, – проворчал Монах. Поручик уже знал, что в Гражданскую он, еще мальчишкой, оказался в Румынии, поскольку отец его был молдаванином. После учебы в монастырской школе какое-то время действительно служил послушником в монастыре. Но в сигуранце решили, что этот русской старообрядкой рожденный верзила создан не для монастырских молитв и спровоцировали его участие в драке почти у самых ворот обители. Затем, как водится, последовали полицейский участок, вербовка и разведшкола, где Василия Корнелиуша с одинаковым старанием готовили к обязанностям и радиста, и диверсанта-взрывника.

– Вы не заметили, служивый, что ездовой этот – призывного возраста? Завтра таких вот ездовых красные комиссары обмундируют и вооружат. И будут они гнать ваши «железные легионы» от Дуная до Бухареста и германских границ.

– А ведь произносите вы это с истинно русским злорадством, а не как офицер румынской армии.

– Разве для кого-то секрет, что я по-прежнему остаюсь офицером белой русской армии, которой ваша армия – не чета?

– Однако и вас красные тоже били, – не без ехидства напомнил ему Корнелиуш.

Крамольников приподнялся, чтобы лучше рассмотреть вдалеке, справа, огни. Очевидно, где-то там располагалось еще одно село, однако визиты вежливости в случайные селения в его планы не входили. Каждая сотня метров, по которой проносились тощие колхозные лошадки, приближала их к конечной цели этой поездки – Одессе, сейчас это было главное.

– К твоему сведению, Монах, нас не столько истинно красные, сколько свои же мужики били, на пропаганду жидо-комиссаров поддавшись, – объяснил он румыну. – За бедность свою, за давние обиды, но, главным образом, по буйству русского характера. Кстати, в Молдове вашей недорумынизированной происходило то же самое. Впрочем, во всем этом мы, русские, сами разбираться будем.