|
Кто то, без сомнения, заразил их. Я бы очень хотел знать, кто. И я намерен выяснить это. Вульф, казалось, сочувствовал, да и на самом деле сочувствовал. Среди цветоводов гибель растений рождает солидарность. – Очень жаль, что ваша выставка испорчена, – сказал он. – Но почему вы предполагаете злой умысел? – Это именно так. – У вас есть доказательства? – Нет. За этим я к вам и обращаюсь. – Мой дорогой, вы, как ребенок, сердитесь на камень, о который споткнулись. Болезнь завелась на вашем участке. Где то в почве рассадник спор. Дилл покачал головой. – Болезнь была на моем участке в Лонг Айленде, а эти растения прибыли из Нью Джерси. Почва не соприкасалась. – С этими спорами всякое бывает. Может, садовый инструмент оттуда или пара рукавиц… – Не верю. – По голосу Дилла чувствовалось, что переубедить его ничто не сможет. – Мы были так осторожны. Я уверен, что это сделано специально и с умыслом, они хотели погубить мою коллекцию. И я хочу знать, кто они. Я заплачу тысячу долларов, если вы мне поможете. Вульф ринулся к выходу – не физически, но в душе. Его лицо стало спокойным и мягким. – Я не уверен, что смогу взяться за ваше поручение, мистер Дилл. – Но почему? Вы же детектив, не так ли? Разве это не ваша работа? – Это моя работа. – И вот дело для детектива! – Нет. – Почему же? – Потому, что вы не станете пересекать страну, чтобы искупаться в Тихом океане. Усилия и плата непропорциональны. У вас, вы говорите, нет доказательств! Вы подозреваете кого нибудь? – Нет, но я абсолютно убежден… Я вмешался, сказав Вульфу: – Мне нужно идти на обсуждение брюссельской капусты. – И оставил их. У меня действительно было одно дельце, но, главное, мне хотелось смыться. Хотя благодаря паре прибыльных дел в начале года наш бюджет был в порядке на несколько месяцев, мне всегда было противно слушать, как Вульф отказывается от предложений. И не хотелось давить на него перед этими гибридами Хьюитта. Чтобы миновать толкучку, я отворил дверь с табличкой «Вход воспрещен» и спустился на один пролет по лестнице. Эта часть была закрыта для публики. На нижнем этаже я прошел сквозь джунгли упаковочных ящиков, каких то труб и баллонов, деревьев и кустов, не попавших на выставку. Затем свернул направо в коридор. Он тянулся по всей длине здания, но я знал, что где то посредине есть выход. Слева вдоль стены в беспорядке стояли кадки и горшки с цветами. Справа запертые двери с табличками вели прямо к экспозициям. Пробегая мимо таблички «Ракер и Дилл», я послал ей воздушный поцелуй. Наконец я вновь попал в основное помещение. Там стало еще теснее, чем полчаса назад, когда мы шли с Вульфом. Пробрался прямо к импровизированной сцене, обнесенной веревками. Эта часть выставки представляла собой громадный зал с островками экспозиций. Протиснувшись между двумя зеваками, ожидавшими начала представления, я расположился рядом с низеньким служителем. Он стоял возле веревок, хмурясь на всю эту зелень. – Хелло, Пит, – поздоровался я. Он кивнул. Я познакомился с Питом во вторник. Он мне не понравился. Очень даже не понравился. Тусклый взгляд и унылый нос придавали ему вид необщительного человека. Но он был гостеприимен и позволял мне чувствовать себя как дома. – Ваши пионы симпатично выглядят, – сказал я, чтобы что то сказать. Слева от меня кто то захихикал и сделал замечание, для моих ушей не предназначенное, но у меня хороший слух. Я строго посмотрел на хихикавших. |
