Андрей Троицкий. Черные тузы
Глава первая
Предприниматель Марьясов заканчивал ужин в ресторане «Два Ивана». Еда показалась тяжелой, фирменные котлеты «подкова» слишком жирными, картофель пережаренным, маринованная спаржа кислой, а клубничный пирог сладким до приторности. Марьясов, широко распахнув пиджак, погладил ладонью вздувшийся живот и вслух заметил, мол, лучше было пару кирпичей проглотить, а не ехать сюда и не тратить деньги на ужин, после которого чувствуешь только, что в желудке застрял булыжник. Молодой пресс-секретарь предпринимателя Игорь Куницын, не страдавший расстройством пищеварения и вполне довольный ресторанной кухней, одобряя остроту своего начальника, хихикнул и поднес к сигарете Марьясова огонек зажигалки. Хозяин заведения Харитонов неслышными шагами подошел к столику гостей, изобразил нечто вроде с поклона с полуприседанием и спросил, довольны ли гости угощением. – Довольны, – ответил Марьясов, улыбнувшись через силу. – А твой певец, ну, Головченко скоро будет выступать? Путь он на минуту к нам присядет. – Сей момент, – Харитонов растворился в полумраке ресторанного зала. Головченко в темном с серебристым отливом костюме и белой сорочке, уже загримированный для выхода на сцену, с напомаженными волосами, не заставил себя долго дожидаться, подошел к столику и, поприветствовав Марьясова, сел на стул, налил в чистый стакан минеральной воды. – Выпьешь с нами? – Марьясов кивнул секретарю, чтобы тот наполнил рюмки. – Вы же знаете, я теперь ни капли, – отказался Головченко. – То есть вообще ни грамма. – Вот как? Тогда молодец, – Марьясов усмехнулся. – Это хорошо, умеешь слово держать. – Я вам два года назад пообещал, что больше капли в рот не возьму, – Головченко поправил бордовый галстук-бабочку. – И на этой работе пить нельзя. Тут хороший ресторан, лучший в нашем городе. Зал неожиданно затих. Оркестр заиграл так тихо, что стало трудно расслышать мелодию. На эстраду вышел мужчина в темном костюме и белых лаковых туфлях и с молчаливым ожесточением принялся молотить чечетку. Глядя на танцора, Марьясов расхохотался. – Этот олух мне не нравится, – Марьясов пальцем показал на чечеточника. – Лупит ногами, а в ритм не попадает. Тут в прежние времена выступал один мужик, что-то вроде конферансье. Рассказывал анекдоты и показывал фокусы. Кроликов из шляпы доставал, платки. Приятно посмотреть. Разумеется, все это было ещё до того, как фокуснику отрубили руки. – А за что с ним это сделали? – Головченко поморщился. – Сейчас уж не помню. Кажется, он у кого-то что-то украл. Да бог с ним, с фокусником. Лучше скажи, как тебе здесь платят, не обижают? – Прилично платят. В нашем городке более денежной работы не найти. А в московских кабаках я не нужен. Да, жизнь у меня теперь совсем другая. Взял себя в руки, – Головченко виновато улыбнулся. – Помните, я ведь до того допивался, что выходил на сцену и забывал слова песен. Музыка играет, а я стою, как колода, и что-то мычу в микрофон. Вы за меня тогда поручились перед хозяином, мне дали испытательный срок. – Ты просто знал, что меня обманывать нельзя, поэтому и не обманул. Есть люди, которых можно обманывать и даже нужно. Если такого человека хотя бы один раз в день не обманули, он плохо себя чувствует. Голова у него болит и вообще все из рук валится. Сделавшись серьезным, певец придвинул стул ближе к Марьясову, выставил вперед правое ухо, будто плохо слышал. – Ты знаешь, в городе проводили региональное совещание промышленников, – Марьясов вытащил новую сигарету, а шустрый пресс-секретарь поднес руку с горящей зажигалкой. |
