– Да как сказать, – медлил с ответом Росляков. – Не то чтобы серьезные неприятности. Это как посмотреть.

– На работе что-то стряслось?

– На работе постоянно что-то трясется, – отмахнулся Росляков. – Это, как бы сказать, происшествие… Да, именно происшествие это, оно как раз случилось дома, по месту жительства то есть. Там оно и случилось.

– И что случилось по месту твоего жительства?

– Ну, я же говорю, это не то чтобы серьезная неприятность, это происшествие, как бы это правильно сказать, – Росляков искал, куда то пропавшие нужные слова и тер пальцами сигарету, измельчая табак в пыль. – Ну, короче говоря, в квартире моей, один мужик застрелился. Пулю себе в висок пустил.

Росляков замолчал, уставился на отца, ожидая какой-то реакции. Но отец, плотно усевшись в миниатюрном кресле, лишь молча кивал головой, мол, говори, говори, сынок, а я послушаю.

– Я совершенно не знал этого человека, то есть я его знал, – Росляков окончательно запутался в словах. – Возможно, я говорю какие-то невероятные, дикие вещи, но прошу мне поверить. Вся эта история началась десять дней назад. Мы вместе присутствовали на одной конференции. Поздний вечер, он попросил переночевать. Сказал, что с женой недавно развелся, она пока живет в их бывшей общей квартире. Эту квартиру они планируют разменять. Туда Овечкин идти не хотел, как он выразился, по этическим соображениям. А сам он временно проживает то ли у приятеля, то ли у дяди, в области. Ну, я пожалел человека и сказал, мол, чего уж там, оставайся на ночь.

– То есть ты проявил в его судьбе человеческое участие, а он, свинья этакая, застрелился на твоей квартире? – усмехнулся отец. – Наверняка полы кровью перепачкал, мебель?

– Полы он перепачкал только на кухне, кровь я смыл, это ерунда, – Росляков, наконец, довольный тем, что нужные слова нашлись, закурил. – А застрелился он не сразу. На следующий день я отправился на работу, а Овечкин остался у меня дома. За день выпил целый ящик пива и остался на вторую ночь. Короче, разрешил Овечкину провести ещё одну ночь у меня в квартире. Но он не ушел и на следующий день. Ходил где-то по своим делам, потом опять вернулся ко мне. Я проклинал себя за мягкотелость, но я снова не выставил Овечкина на улицу. Я опять пошел на работу…

– На следующий день он снова выпил ящик пива?

– На следующий день когда я вернулся с работы, он лежал в кухне на боку, а в правом виске была дырка, а в руке… Ну, не совсем в руке, пистолет под столом валялся. Это не важно. Я испугался, что этот труп повесят на меня. То есть первой моей мыслью было обратиться в милицию. Но я не стал горячиться, торопить события, постарался все обдумать спокойно, постарался все взвесить. И решил, что меня притянут за убийство. Найдут, высосут из пальца какой-нибудь мотив, ну скажем, личные неприязненные отношения, что-то из этой оперы. И посадят.

– И что дальше?

– В том то и дело, что дальше – ничего, – Росляков выразительно поморщился. – Труп Овечкина до сих пор в моей квартире, я его в ванную перетащил. Там он и лежит, то есть сидит. Но это не важно, лежит он или сидит. Он воняет, смердит. Скоро этот запах можно будет услышать на лестничной площадке, на верхних этажах. Запах покоя мне не дает, везде преследует. На работе, в транспорте. Даже кажется, что сейчас здесь мертвечиной попахивает.

Росляков покосился на бутылку коньяка и, раздувая ноздри, покрутил головой, словно принюхивался к неуловимому трупному запаху, который он навязчиво ощущал. Отец встал на ноги и приоткрыл створку окна.

– В моем номере покойников пока нет, – сказал он.