— Андрей. Долго пришлось ждать?

Он ответил на рукопожатие, уверенно глядя в глаза:

— Глеб. Очень приятно. Нет, я и сам недавно подъехал.

— Отлично. Тогда давай пройдем внутрь — там нас никто не побеспокоит.

Мы сели за столик, и я, сказав официанту принести нам выпивку, обратился к пареньку.

— Ну давай, показывай, что удалось восстановить…

Он вытащил из спортивной сумки флешку и ноутбук, и пока возился со всем этим, я внимательно его рассмотрел. На вид — года двадцать три. Волосы коротко острижены, темно-русые, глаза серые, внешность ничем не примечательна, но располагающая. Не внушает подозрения, я бы даже сказал, умеет казаться незаметным. Вряд ли это случайно, специфика его работы учит особой осторожности.

Я уверен, он чувствовал на себе мой взгляд, но при этом ни разу не повернулся, продолжая делать свое дело. Хорошо владеет собой, ведет себя уверенно и спокойно. Дождавшись, когда загрузится нужные изображения, начал объяснять.

— Смотрите, это протоколы по делу об изнасиловании. Данные медицинской экспертизы и так далее. Дальше… Закрывая одни файлы, переходил к другим. Вот снимки убитых охранников, которых положили тогда возле дома вашей… — он запнулся, видимо, задумавшись, как назвать Лену. Жена? Бывшая жена? Любая формулировка сейчас была неподходящей. Поэтому он просто продолжил. — Там, видимо, снайпер работал. До того, как они проникли в дом, убрали всю вашу охрану. Потом один из них отогнал машину и уехал на ней в лес, вместе с трупами внутри. Там ее сожгли… Впрочем, вы все это и так знаете.

Я слушал его и понимал, что теперь мой черед держать себя в руках и не дать ни одной своей эмоции отобразиться на лице. А это, бл****, было трудно. Дьявольски трудно. Потому что перед глазами опять весь этот день пролетел. Как с Максом в машине ехали, шутили, как волновался, как к подъезду подъехал и почувствовал неладное. А сейчас весь этот ужас мы просто раскладывали, словно пазлы, устанавливая очередность чужих действий. Как гребаные ублюдки просто пришли и за несколько минут развалили жизнь нашей семьи, взорвали ее на мелкие осколки, превратили в пыль, которая толстым слоем горечи осела в душе. Не отмыть ее уже… никогда.

Даже скулящая и погребенная заживо Малена не дала мне и мгновения покоя. Эта сука горит в аду, когда-нибудь мы с ней там встретимся, и я клянусь, буду закапывать ее вновь и вровь каждый день. Слушать, как умоляет пощадить, как впивается в деревянные доски ногтями, срывая их до мяса, как бьется головой о крышку, задыхаясь от паники и нехватки воздуха… и молчать. Наслаждаясь ее предсмертными криками, страхом и мучениями. И знать, что завтра все это повторится опять.

— Да, знаю. Дальше… — ответил и как будто не узнал собственный голос. Захотелось прокашляться.

— Вот запись с камер видеонаблюдения, машину зафиксировали на нескольких перекрестках.

— Да, я помню. Пробивали тогда автомобиль, только никаких серьезных зацепок найти не удалось.

— Да, потому что не то пробивали. У вас в доблестной милиции, полагаю, не только помощники, но и враги имеются.

— Что значит, не то пробивали? — я напрягся, чувствуя, что мы подбираемся к чему-то, что вскоре перевернет нашу жизнь в очередном кувырке.

— Потому что это не та машина. Цвет тот, номера те, только везли девочку не на ней. Не знаю, у кого там какие завязки были, но этот факт появился в деле уже после того, как его закрыли.