— Простит. Я же простил.

Она вдруг потянулась ко мне, и сама прижалась губами к моим губам, и я схватил ее дрогнувшей рукой за затылок, лаская ее рот своим, успокаивая ее поцелуем и наслаждаясь до умопомрачения тем, что уже не надеялся никогда от нее получить.

— Идем? — лаская нежную атласную щеку большим пальцем. Кивнула, и я вышел из машины.

Мы поднялись вместе наверх, и когда нам открыла дверь няня, Дарина сильнее сжала мои пальцы, а когда выбежала моя маленькая принцесса, ее рука в моей сильно задрожала. Тая тут же подкатилась ко мне и обхватила ручками мои ноги с воплем:

— Папааааа.

Я подхватил ее на руки, целуя в щеки и нежные губки, чувствуя, как она зарывается мордашкой мне в волосы. Потом обняла меня за шею и обернулась, опасливо поглядывая на Дашу, и снова ко мне.

— А мой подарок?

Я улыбнулся. Хитрюга помнит.

— А что ты больше всего у меня просила? Помнишь?

Снова взгляд на Дашу и на меня, нахмурила аккуратные бровки.

— Маму.

— Я выполнил обещание. Это твоя мама.

Дарина вся выпрямилась, как струна, кусая губы, а Тая пристально на нее смотрела и молчала. Вот так и происходит самый жестокий суд во Вселенной, когда судья и палач самый справедливый из всех, что можно себе представить, решает — казнить или помиловать. Я видел, как тяжело дышит моя жена, как судорожно поднимается и опускается ее грудь. Она ждет. Напряжена. На грани. И я ощущаю кожей ее дикое волнение и волнуюсь сам, а потом Тая тянет к ней руки, и я слышу ее всхлип, и голубые глаза наполняются слезами, а лицо искажает болезненная гримаса. Она берет Таю на руки, и я вижу, как они дрожат. Малышка рассматривает ее лицо уже вблизи, а потом обнимает ее за шею. Так доверчиво, так сильно. И я вижу ошалевшие глаза Даши, полные слез. Она смотрит на меня с такой болью… счастливой болью, и я ее понимаю. Я сам вот так же ровно сутки назад разрывался от болезненного счастья. Мы забрали ее гулять в парке, и я дал им время друг с другом, находясь слегка поодаль и готовый в любой момент поддержать Дашу, но Тая была ею очарована и покорена мгновенно. Не знаю, как, кто и где может не узнать свою кровь. Это ведь на уровне инстинктов, я видел по моим девочкам, как их потянуло, как обе переполнены нежностью.

Потом Даша какими-то привычными движениями удерживала ее на руках, а уже дома уложила спать. Я смотрел со стороны и улыбался уголком рта, вспоминая тот день, когда она только родилась:

"— Смотри, у нее ресницы, как у тебя. Такие длиннющие-е-е… — голос Даши ласкает изнутри и разливается теплом по всему телу, — она так похожа на тебя, Макс. Это ужасно несправедливо.

— Нет — это как раз-таки очень справедливо. Дети должны быть похожи на меня, потому что я красивый. И умный.

— Фу, ты самовлюбленный, напыщенный…

— Только скажи — и я тебя накажу.

— Засранец.

— Ну все, мелкая, пошли мыть рот с мылом".

Когда она вышла из комнаты Таи, то сразу бросилась мне в объятия и сдавила меня руками так сильно, что я буквально кожей ощутил ее эйфорию и счастье.

— Спасибо, — шептала она, целуя мою шею, — мне это было нужно. Очень нужно.

— Ничего, маленькая. Постепенно привыкните друг к другу, и заберем ее домой.

— Да. Надо забрать нашу дочь домой.

"Нашу дочь"… бл*дь, нет ничего охренительней этих слов, сказанных ею. Я, кажется, ждал их целую вечность.

* * *

В офис я таки притащил ее вместе с собой. Не смог отправить домой. Не хватило сил расстаться. Я был слишком счастлив, а это случалось со мной настолько редко, что я просто был не в силах выпустить это счастье из рук.