Сквозь заклеенный скотчем рот прорывалось мычание. Ему было трудно дышать, от страха и отупляющей паники он начал задыхаться и жадно втягивать воздух раздувающимися ноздрями.

Я сделал шаг вперед, появляясь из темноты, и медленно приближался, сверля его взглядом. Он отчаянно замотал головой и напрягал мышцы в безнадежной попытке высвободиться.

Приблизился к его лицу, близко, вплотную. Ты видишь в моих глазах свой приговор, тварь? Видишь — я знаю. Завонял от страха.

— Ты верующий, а? Когда ты был мелким засранцем, мать читала тебе истории про Бога и прочие библейские росказни?

Он продолжал отчаянные рывки, смотрел на меня взглядом, полным ужаса и безумия.

— Молчишь? Не веришь, значит? А зря. Потому что сейчас ты увидишь, что значит Страшный суд, — с этими словами я подцепил пальцами скотч и молниеносным движением сорвал липкий кусок ленты с его рта.

— Граф, откуда ты, мать твою, нарисовался? — и в тот же момент Михай получил прямой удар в нос. Он взвыл, чертыхаясь, и поднял голову. Алая кровь ручьем потекла по подбородку, вдоль шеи, затекая в ямку между ключицами, в которую мне хотелось воткнуть что-нибудь острое.

— Пасть откроешь тогда, когда я скажу. Дважды объяснять не буду, — с этими словами заехал кулаком по челюсти. — Пацаны, вы видели, какой у Михая сад. Я заценил ландшафтный дизайн, бл****. Без садовых ножниц не обошлось. Тащите их сюда, будем учиться "делать красоту".

— Граф… да ты… — опять удар.

Я разогнул и размял пальцы, чувствуя, что костяшки слегка заныли.

— Ты что, бл***, тупой? Я говорю — ты слушаешь… — продолжал наносить удары, один за другим, — все, сука, понятно?

Он закивал головой, его глаза заплыли от гематом и стали похожи на узкие щелки.

— Ты будешь подыхать медленно и долго… — сделал шаг назад, обошел его и оказался за спиной. — Я же настоящий ценитель театра и блестящей игры актеров. Меня, как Графа, положение обязывает. И поверь, я продлю эту пьесу на много актов… Ты, падла, заплатишь за то, что сунулся на МОЮ территорию и тронул то, что было мне дорого.

Пацаны принесли огромного размера секатор. Металические лезвия ножей поблескивали при свете, я взял инструмент в руки и сделал несколько пробных движений, отмечая плавность хода.

— Ну что, проверим, Михай, как твой садовник следит за своим инструментарием? Начнем с уха? Или, может, с языка? — продолжая щелкать секатором, то приближаясь к нему, то отступая, продолжил, — хотя нет, пока что твой язык мне понадобится…

Мужчина задыхался от накрывающей его истерики, пытался оттолкнуться от пола босыми стопами, дергал руками, стянутыми скотчем, который впивался в кожу, образуя на ней синюшные борозды.

— Макс, скажи пацанам, пусть метнутся за жгутами. А то откинется тут раньше времени, кровью истечет, а у меня другие планы.

Михай в отчаянии сжимал кулаки с побелевшими от напряжения костяшками и, думаю, мысленно проклинал, что переступил порог квартиры Толяна. Парни затянули на его руках тонкие резиновые шланги, а я вновь встал перед ним, уперев ботинок в стул и раскачивая его.

— А кулаки-то как сжал, драться с кем собрался? Разжимай, сука.

— Граф… ну давай решим все тихо-мирно… Не надо… прошу…

— Кулак разжал, бл***. А то молотком кости раздроблю — ни один хирург не соберет.