И затем раздался вой, снова и снова, тон и сила звука все возрастали, пока все звуки не слились и не превратились в один повторяющийся вопль гнева и отчаяния. Звук этот рвал уши, кромсал нервы, поскольку взывал ко мне снова, и снова, и снова.

«Он знает, — подумал я. — Он знает».

«Он жив».

Эйнджел и Луис отвели меня назад в гостиницу. Я ослабел, и моя кожа горела.

Я попробовал лечь, но тошнота не проходила. Спустя некоторое время я зашел к ним в номер. Мы сели у окон и стали наблюдать за кладбищем и его строениями.

Что случилось там? — спросил Луис наконец.

— Я ни в чем не уверен.

Да уж, хватит, ты просто обязан объяснить все это, неважно, какой бы чертовщиной это ни отдавало. — Он рассердился и даже не пытался скрыть свой гнев. — У нас нет времени.

Тебе нет нужды напоминать мне о времени, — огрызнулся я.

Он смерил меня взглядом.

— Ну, что это было?

У меня не оставалось никакого выбора. Я обязан был объясниться.

Я подумал на мгновение, что чувствую что-то живое там, под камнем, закрывающим склеп. Это «живое» знало, что я почувствовал это. У меня было ощущение, что меня куда-то упрятали, что меня мучат удушье и нестерпимый жар. Все именно так. Никак иначе я объяснить не могу.

Я не знал, какая реакция последует от Луиса. «Вот мы и подошли к этому, — подумал я. — Все, вставшее между нами, прорывается наружу».

С тобой все в порядке? Ты сможешь вернуться туда? — спросил Луис.

Я надену что-нибудь полегче в следующий раз.

— Мне необходимо было спросить. — Луис отбивал пальцами легкую дробь по спинке стула в ритме, который только он мог слышать.

— Понимаю.

— Сдается мне, я становлюсь нетерпеливым. Хочу, чтобы это закончилось наконец. Не люблю, когда дело становится личным.

Он повернулся на стуле и посмотрел на меня.

— Они ведь прибудут, не так ли?

— Да, — ответил я. — И тогда ты сможешь делать с ними все, что захочешь. Я обещал тебе, что мы найдем их, и мы их нашли. Разве не этого ты хотел от меня?

И все же мои слова не слишком убедили Луиса. Его пальцы стучали по подоконнику, а пристальный взгляд, казалось, снова и снова притягивался к одинаковым шпилям часовни. Эйнджел сидел на стуле в темном углу, неподвижный и молчаливый, ожидая, когда все, разделявшее нас, будет названо. В наших отношениях произошли какие-то изменения, и я не знал, куда нас это заведет — к концу нашей дружбы или ее новому началу.

— Говори, — попросил я.

— Я обвинял тебя, — беззлобно сказал Луис. Он не посмотрел на меня, когда заговорил. — Обвинял тебя во всем, что случилось с Алисой. Нет, не с самого начала, ведь я-то знал, какую жизнь она вела. Я пытался приглядывать за ней и заставить других людей присматривать за ней, но все дело кончилось тем, что она пошла по той дорожке, которую сама выбрала. Все мы так делаем. Когда она исчезла, я вздохнул спокойно. Не так долго, но от этого не уйдешь, и мне стало стыдно. Потом мы нашли Гарсию, и этот жирный тип, Брайтуэлл, выскочил как черт из табакерки, и как-то сразу оказалось, что уже и не в Алисе все дело. Все упиралось в тебя, ты каким-то образом был втянут во все это, как ни крути. И я стал думать, что не Алиса причиной всему случившемуся, что, возможно, все случилось из-за тебя. Ты знаешь, сколько женщин зарабатывают на жизнь на улицах Нью-Йорка? Столько шлюх или наркоманок, выбирай любую, и женщин у этого старикашки Уинстона перебывало много. Так почему все-таки именно она? Выходило, что ты бросаешь тень на чьи-то жизни, и эта тень росла, росла и коснулась моей Алисы, хоть вы никогда и не встречались с ней, ты даже не знал о ее существовании.