Господи… Зачем? — Он снова закрыл лицо руками. Он издавал хриплые скрипучие звуки, сотрясаясь всем телом и время от времени всхлипывая на высокой ноте. Слушать это было невозможно. Инспектор с участием заметил:
— Я бы так не убивался. Успокойтесь. — Он направился к двери, констебль и Кейн следом. Когда они спустились, Кейн сказал:
— Доброй ночи, инспектор. И спасибо вам за все. Чертовски неприятно. Трудно представить, как это могло случиться.
— Да, — сказал полицейский, — жаль, что в пистолете оказался патрон. Такие вещи обычно нельзя объяснить или понять. Это судьба. — Он пожал плечами. — Я бы на вашем месте дал Хэлларду успокаивающее. Он в таком состоянии, что я за него не ручаюсь.
— Я присмотрю за ним, — ответил Кейн.
Он проводил инспектора до выхода на улицу. Гелвада вышел из ванной комнаты, вытирая руки полотенцем. Затем он подошел к серванту и налил себе рюмку крепкого вина. Он выпил ее одним глотком, зажег сигарету и глубоко затянулся.
Вошел Кейн. Он сказал:
— Не нужно было стрелять из такого положения. Ты легко мог промахнуться. Какого черта ты все время так рискуешь?
— Да, — ухмыльнулся Гелвада. — Я ведь не промахнулся. Значит, все правильно.
— Ладно, ладно, только на суде давай обойдемся без лишнего артистизма. Придерживайся нашей версии и не умничай.
Кейн надел шляпу и направился к выходу, потом остановился.
— Пожалуй, я тоже выпью с тобой, Эрни, — сказал он.
Они выпили еще немного виски, пожелали друг другу спокойной ночи. Он вышел, дверь тихо закрылась за ним.
На улице было темно и очень холодно. Кейн закурил и медленно пошел в сторону улицы Королевы Анны, тихой, как заводь.
Любовь в Лиссабоне
Кейн и Гелвада сидели в номере отеля, обмениваясь фразами. Где-то вдалеке звучала музыка. В полуоткрытую дверь номера влетали ритмы испанских мелодий.
— Нравится мне такая музыка, — мечтательно произнес Гелвада, — что-то теплое, красочное. Эта мелодия у них называется «конга». Прямо душу переворачивает.
Развалившись в кресле и перелистывая несвежую английскую газету, Майкл сказал:
— Кажется, этот город совсем неплох. В нем что-то есть. Очень хочется посмотреть на него, когда не будет войны. Я бы с удовольствием занялся осмотром этого города более основательно. Возможно, наступит такое время, более спокойное, и я вернусь сюда.
Гелвада кивнул.
— Спокойное время, — повторил он тихо и усмехнулся, — а пока что положение у нас незавидное. Торчим, старина, в этом номере, как в клетке, ожидая чего-то, что должно случиться, или кого-то, кто должен приехать. И скорее всего, напрасно ждем.
Он подсел поближе к Кейну.
— Слушай, — сказал он, — мне в голову пришла блестящая идея, — от волнения в его английском стал слегка заметен фламандский акцент. — А что, если бы они забыли про нас? Мы с тобой неплохо провели время. Особенно, если бы они при этом не забывали посылать деньги. — Он закурил. — Лиссабон — хороший город. Я его знаю. До войны я работал здесь курьером бюро путешествий. Это потом я уже стал бельгийцем-беженцем. И можешь мне поверить, Лиссабон — очень интересный город.
Кейн попросил:
— Расскажи мне о нем, Эрни, Я ведь с ним почти не знаком.
Гелвада мечтательно произнес:
— Ну, представь, что мы с тобой едем по городу. Начнем с Альфамы — это старая часть города, поднимаемся в Барро Альто. А отсюда прекрасно видна Авенида… По ней…
Вдруг Кейн нетерпеливо перебил его:
— Хватит, здесь все кишит нацистами. |