38

Леня прослушивал диктофонные записи. Именно они составляли иногда костяк расследования. Разговор с дворником Иванычем он безжалостно выкинул. А вот диалог с лохматым парнем и веселой компанией, потягивавшей пиво, был аккуратно переписан на отдельную кассету, которая последовала в конвертик, к страшным снимкам мертвого Бобрика.

То, что это действительно Бобрик, сыщик уже не сомневался. Он верил слухам, тем более что на пустом месте слухи никогда не растут. За слухами, как правило, всегда стоит правда, надо только покопаться и отсеять ненужную шелуху домыслов.

Итак, стало быть, рынок около метро курировала ореховская группировка, и все ларечники культурно и безропотно платили им дань. Кроме Бобрика. Почему тот не желал платить? Из жадности? Из принципа? Теперь, наверное, никогда и никому этого не узнать. Он поплатился за это очень жестоко. А зачем его пытали? Чтобы согласился сотрудничать? Или чтобы переписал на них документы на владение предприятием? В принципе такое возможно. Обычно у бандитских ассоциаций все есть, как в мини-государстве. И нотариусы, и банки, и своя армия, и своя служба безопасности. И даже медицина…

Леня крутил диск телефона. Надо поспрашивать Ольшевского про преступные группировки в Москве. Стоило узнать хотя бы официальную информацию, прежде чем лезть в криминальные дебри.

— Известно ли милиции, кто контролирует рынки и торговлю в отдельных районах города? — прямо спросил у Георгия любознательный фотокор, предупредив, что это ему нужно для некоторых его корреспондентских целей.

— Естественно, — последовал стремительный и правдивый ответ.

— Почему же тогда они еще существуют?

— Потому что улик против них нет. Ведь крупные авторитеты совершают преступления только чужими руками. А мелкие сошки регулярно отлавливаются и сажаются в тюрьму за незначительные прегрешения.

— Значит, если предоставить улики против главаря группировки, его можно все-таки посадить?

— Невозможного для нас не существует, — оптимистически ответил Ольшевский.

Леня всерьез задумался. Если Бобрика прикончили все-таки мафиози, как трепали те ребята на рынке, то через его убийц наверняка можно как-то выйти на самых высоких заказчиков преступления. Ведь он знает, где это произошло, где они его пытали, знает номер их машины и знает их голоса и даже кличку одного из исполнителей, Паук, — значит, можно раскрутить клубок и выйти на более крупную дичь. Надо только хорошо представлять себе, в каком направлении двигаться. Леня осторожно спросил Георгия:

— А я слышал от осведомленных людей, что Бирюковский рынок контролирует ореховская группировка… Это действительно так?

— Ну так, все верно. И не только этот рынок.

— А какие еще?

— Возьми карту города, отметь на ней все рынки и мелкие торговые точки юго-востока Москвы — и не ошибешься, все они под контролем «орешков».

— Но ведь это огромная армия исполнителей должна быть! — воскликнул Леня.

— Не такая уж и огромная. Учти, у них не только жесткий контроль, жесткая иерархическая структура, но и жесткие рамки деятельности. Эти рамки ограничиваются соседними группировками. Иногда возникают, конечно, пограничные конфликты между соседями, и тогда нам приходится разгребать горы трупов.

— И что, ты прямо так и можешь сказать, как зовут главаря ореховской мафии? И где он живет, как выглядит и прочее?

— Я, конечно, этим не занимаюсь, потому что не состою в подразделении по борьбе с организованной преступностью, но кое-чего слышал. Это не служебная тайна. Это не больше чем милицейские слухи. Думаю, что тебе любой подросток в Орехове сообщит то же самое.

— А все-таки?

— Все не помню, что говорят, но слышал, что у них главным считается некий Кореец.