Леня достал из кармана бумажку с адресом Кристины и издалека повертел ее как бесспорное подтверждение своим словам. Кавказец тяжело задумался. Он, по всей видимости, пытался уяснить для себя непонятную ситуацию. Тем временем девушка, держась за лицо, тихо встала и нетвердой походкой, издалека огибая мужчин, пошла к двери.

— Куда? — грозно спросил горбоносый.

Кристина остановилась и, не отнимая рук от лица, сказала:

— В ванную, умыться, синяк будет.

Кавказец, молча кивнув, разрешил и, уже обращаясь к Лене, безапелляционно сказал:

— Садись.

Леня глазами буравил собеседника. Тот подпер голову рукой и тяжело задумался, перебирая рассыпавшиеся снимки. В комнате воцарилось благоговейное молчание. Кожаная куртка грозно поблескивала при свете лампы — так угрожающе блестит огнестрельное оружие.

— У него нет родственников, — мрачно заметил горец.

На что Леня деланно изумился:

— Как так?

— У него нет родственников, — повторил горец.

Леня для видимости опечалился — его лицо прямо на глазах стало грустным. Он суетливо сокрушался, в голосе его слышался театральный надрыв:

— Как же быть? Для меня это такие деньги, что даже и не знаю, что теперь делать, кого искать…

— Не надо искать, — важно заметил горец, внимательно рассматривая свои руки, покрытые такими густыми и темными волосами, что казались отдельно приставленными к телу руками негра. — Сколько он тебе должен?

— Тысячу баксов. Я весь год копил, подрабатывал, хотел технику купить. Он обещал в сентябре вернуть на двести больше. Но видишь, обманул, помер. Как ты считаешь, может, в милицию пойти?

При слове «милиция» кавказец окаменел, как ископаемое животное, но едва выдавил из себя:

— Не надо. Где ты фотки взял?

— Да друг санитаром работает в морге. На, говорит, тебе вместо твоих баксов, полюбуйся. — Леня вдохновенно врал, не зная, куда его вывезет кривая. — Год копил, а куда теперь пойдешь с этими снимками и с распиской. Эх, надо было залог брать!

Дверь приотворилась, и в комнату снова заглянула любопытная старуха.

— Ой, вы еще разговариваете, не буду вам мешать, — и скрылась.

Леонид встал и, готовясь уйти подобру-поздорову, стал застегивать куртку.

— Стой! — резко сказал кавказец. — Садись.

Леня сел, как будто ему подрубили ноги. Его собеседник угрюмо помолчал, а потом сказал категорически:

— Я покупаю у тебя расписку и фотографии. Деньги твои и так пропали. А я даю сто баксов.

— Триста, — реакция была безупречно правдоподобной, как реакция вратаря на пенальти. — Я год работал, на технику копил, я бедный студент, у меня маленькая стипендия, — снова захныкал он.

— Двести — и чтоб я тебя здесь никогда не видел и не слышал. Не то, понимаешь, можешь и это не получить, — кавказец угрожающим жестом сунул руку в карман.

— Идет, — с деланно-кислой миной согласился Леня и бросил на стол снимки.

Кавказец порвал фотографии на мелкие кусочки и бросил обрывки в тарелку с селедочными головами. Потом он деловито достал из внутреннего кармана бумажник и достал из него две зеленые бумажки и бросил их на стол. Леня сказал, торгуясь, как домохозяйка на рынке:

— Может, еще одну добавишь?

— Бери! — грозно зыркнул на него кавказец из-под лохматых бровей. Было ясно, что кривляться здесь ни к чему, лучше брать и поскорее сматывать удочки.