Сыщик выяснил, что Виктория Александровна, как настоящая деловая женщина, уезжает на работу уже в восемь, однако сам Феофанов не торопится начать рабочий день. Он выходит из дому когда в десять, когда в одиннадцать, да и то не всегда. И возвращается рано. По вечерам иногда где-то бывает — с женой (тогда они возвращаются домой вместе) или без жены.

Дети их, два двадцатипятилетних оболтуса, жили отдельно от родителей и появлялись у них редко. Соколовский едва узнал своих давних приятелей в этих откормленных, разодетых, что называется — «навороченных» парнях, лениво подкатывавших к дому на собственных тачках. «Я тут в подъезде торчу, как дурак, косые взгляды жильцов коллекционирую, — нерадостно размышлял он, — а эти закоренелые тунеядцы живут в свое удовольствие. А ведь все могло бы быть по-другому, если бы не…» И Леня, тяжело вздыхая, смотрел на окна своей бывшей квартиры, из которой им пришлось уехать более восьми лет назад.

В страстном стремлении побольше разузнать о жизни своего нового объекта наблюдения ему удалось даже проникнуть в офис акционерного общества, воспользовавшись ротозейством охранника. Он бродил по коридорам, отыскивая кабинет заместителя, и с трудом нашел его в каком-то закутке. На дверях висела черная с золотом табличка. Леня заглянул в приемную и увидел там некрасивую пожилую секретаршу в очках, болтавшую по телефону и одновременно вязавшую что-то похожее на носок. Самого заместителя директора на месте не было.

Результаты осмотра его удовлетворили. По всей видимости, здесь и правда крутились большие деньги. «Лицо» фирмы вполне соответствовало последним представлениям деловой Москвы о красоте и комфорте: искусственные пальмы и поглощающие звук ковровые покрытия, компьютеры везде, чуть ли не в туалете, мягко освещенные коридоры просматриваются видеокамерами, которые чуть слышно жужжат, поворачивая свои головки под самым потолком.

Клиент все больше нравился сыщику. Тем более что при любом исходе Леня не был в проигрыше. Даже если Феофанов не найдет деньги, что весьма маловероятно, или откажется платить, что тоже вряд ли случится, его жена получит массу удовольствия, а шантажист — чувство глубокого морального удовлетворения. А это, если вдуматься, тоже не так уж плохо.

Итак, тянуть дальше незачем, надо подключать к делу женщину.

— Как ты относишься к приключениям? — как бы между прочим спросил Леня Елену тихим зимним вечером.

— Отрицательно, если они происходят со мной, — ответила Елена, почти не задумываясь. — Ты хочешь предложить мне путешествие на байдарках по рекам Алтая? Я не умею плавать.

— Нет, кое-что поинтереснее. Ты знаешь, я тут по делам редакции как-то был в одном офисе… Помнишь про Феофанова? Так вот, это его контора была.

— Да-а? — удивилась Елена. — Ну и как, он тебя узнал?

— Нет, его там не было, но не в этом дело. Жирует человек, прямо лоснится жиром. Это вызывает во мне вполне законное раздражение. — Леня замолк, давая ей время осмыслить сказанное. — И вот мне в голову пришла одна идея. Идея, конечно, не слишком, но для ее воплощения нужна красивая женщина. У меня есть только одна такая знакомая. Это ты. Только, ради Бога, не возмущайся и не говори, что это непорядочно, грязно и так далее. Я сам все это понимаю. Ты, главное, выслушай.

Леня вкратце изложил свой план, опуская такую немаловажную деталь, как процесс получения денег. Он мотивировал свою идею благородным желанием отомстить.