Стиви поднялась, подошла к буфету и налила две рюмочки прекрасного виски "Гленливет" Торнберг благодарно кивнул, приняв рюмку из ее рук.

– Время, – сказал он, – бежит неумолимо. – Он поднял рюмку на свет и стал тщательно вглядываться, как виски играет и меняет в лучах солнца свой цвет. – Быстро бежит, слишком даже быстро.

Он выпил виски залпом и подбросил рюмку вверх. Она упала на мраморный пол и со звоном разбилась.

– Если бы только нам удалось так же разбить и этот экран сложного протеина, какая это была бы удача, черт побери! Что это за такой неуловимый элемент, который не позволяет распадаться молекулярной цепочке? – Он терпеть не мог долго ждать.

Стиви ничего не сказала и поступила благоразумно: пусть злость шефа пройдет стороной.

Этот урок она усвоила очень быстро, хотя ей в таких случаях приходилось сознательно подавлять врожденное чувство сопереживания – одно из самых нужных качеств психиатра.

В нем появилась какая-то новая раздражительность, природу которой она понять пока не могла. Ей не раз случалось и в прошлом выслушивать его громкие нелицеприятные высказывания в адрес науки, которая, мол, хотя и развивается, но слишком медленно. Что же произошло? Она понимала, что, если начнет расспрашивать, этим ничего не добьется.

От напряжения у нее сжались мышцы живота. Свои наихудшие опасения она решила выразить словами:

– Вулф путается с известной вам японкой. Не этого ли вы хотели с самого начала? Теперь лишь вопрос времени, и он заполучит все, что вам нужно.

Торнберг глядел в одну точку, взгляд его напоминал луч фар приближающегося автомобиля. Стиви попыталась понять его мысли, но безуспешно. В его глазах появилось такое выражение, которого она прежде никогда у него не замечала. Это ее настораживало, так как она видела нечто такое, что видеть ей не полагалось. Почувствовав, как у нее засосало под ложечкой, она, как и многие женщины в подобной ситуации, инстинктивно замкнулась в себе.

– Ну а что вы могли бы сказать в отношении Мэтисона? С ним все нормально? – спросила она.

Торнберг ничего не ответил и тем напугал ее еще больше.

– Что вы о нем слышали? Он цел, невредим? Или... – тут она прикусила губу, не в силах произнести вслух ужасную догадку.

Торнберг на секунду-другую прикрыл глаза. Мысленно он ругал себя на чем свет стоит. Он привык контролировать ход событий – под рукой у него всегда находятся послушные его воле люди – и подчас не считался даже с собственным имиджем ради осуществления своих навязчивых идей. Он знал, что если скажет, что с Вулфом все в порядке, она подумает, что он говорит неправду.

Поэтому Торнберг счел благоразумным выдать ей подобие правды и открыл глаза.

– В настоящий момент, – сказал Торнберг, – Мэтисон испытывает определенные трудности, но он их преодолеет. Даю вам слово.

Похоже, что обещание несколько успокоило Стиви, во всяком случае, подумав, она спросила:

– Вы же знаете, кто убил Аманду, не правда ли?

– У меня на этот счет есть довольно веские соображения.

– Я хочу...

Торнберг понимающе кивнул головой.

– Тебе разве не известно, что я понимаю, почему ты помогаешь мне? – Глядя на нее, он мягко улыбнулся. – Я знаю, чего ты хочешь, и, поверь мне, ты это получишь сполна. Мэтисон уделает убийцу, насчет этого можешь не сомневаться. Я видел его в деле и знаю, на что он способен. Мне уже стало жаль того идиота, который угрохал твою сестру.

– Я хотела бы сама, своими руками уничтожить убийцу.