Она сама ничем особенным не отличалась, разве что завистливостью. Чрезмерное тщеславие сделало ее безмерно жадной. Яшида научился использовать в жизни эту ее струнку, а Достопочтенная Мать даже и не подозревала об этом. Он вообще прекрасно научился использовать слабости людей, чтобы выжить, и выжил.

Между вами установились странные отношения симбиоза. Они дополняли друг друга тем, чего лишены были сами, и даже умудрялись жить жизнью друг друга, все равно как собственной. Но даже и в этом случае им еще многого не хватало. Однако лучше симбиоза придумать ничего не смогли.

Оба они походили на уцелевших в немыслимой битве воинов, в которой все другие бойцы пали. Раны, нанесенные им в этой битве, оказались столь глубокими, что так или иначе сказывались на всем, о чем они думали, говорили или что делали.

Можно сказать, что Достопочтенная Мать преднамеренно воспитывала Яшиду в том извращенном духе, в каком воспитывали и ее, для того чтобы взрастить себе компаньона, подобного ей. А может, она делала это только потому, что по-другому не умела?

Как-то раз она привезла его в префектуру Нара – самый, пожалуй, сельский район в Японии, наиболее удаленный от городской цивилизации. Там, нацепив на него всего лишь набедренную повязку и одев в белое одеяние синтоистского монаха, она отправилась вместе с ним в путь, несмотря на ночную темень. Сквозь листву и сучья светились далекие таинственные звезды. Стояла поздняя осень, воздух был уже холодноват, остро пахло сухой листвой, все замерло в ожидании первого снега.

Подойдя к древнему храму из камней и дерева, они преклонили перед ним колени. Бронзовые колокольчики зазвенели, и в темноте отозвалось эхо. Достопочтенная Мать развела огонь в бронзовом очаге, бросая в пламя старые веера из рисовой бумаги, чтобы сонм богов, обитающих в этом полном таинственности лесу, оценил ее готовность к жертвам. Затем она произнесла первое заклинание, в котором клялась оставаться верной камням и скалам и сжечь себя, когда придет время.

Поднявшись с коленей, они направились к краю холма, на котором стоял этот синтоистский храм, существовавший и действующий благодаря щедрым ежегодным пожертвованиям Достопочтенной Матери.

Стволы и корни густых деревьев освещались свечами, пламя от которых вытягивалось прямо вверх, ибо сама ночь, казалось, замерла и не дышала. Мальчик Яшида (ему едва исполнилось в ту пору одиннадцать лет) слышал шум воды, который становился все сильнее с каждым их шагом. Они пробирались по усыпанной сосновыми иглами влажной тропинке. Посмотрев вниз, он вообразил, будто видит в свете свечей отпечатки десятков тысяч "тэта" – обуви на деревянной подошве, – оставленные паломниками, приходящими к священному водопаду.

Подойдя к берегу горного озера, они остановились и сняли свои "гэта" и хлопчатобумажные монашеские одеяния "таби". Достопочтенная Мать вошла в озеро. На некотором расстоянии от них с черных зазубренных скал низвергался священный водопад. Она обернулась лицом к мальчику и протянула руку. Он вместе с ней прошел до гладким и осклизлым подводным камням к тому месту, куда обрушивался сверху поток.

Его поразили неистовство и разгул воды, таящей в себе мощь и энергию.

Достопочтенная Мать положила ему руку на плечо и подвела к самому водопаду, так что холодный поток обдал ему спину. Затем, обхватив его голову руками, она втолкнула его прямо в толщу падающей воды.

Под напором воды Яшида упал на колени, он задыхался, а Достопочтенная Мать упорно удерживала его на месте, чтобы он ощутил неимоверную силу и энергию водопада и очистился бы, как это предписывал обычай синтоизма.

Затем она втащила его в самый центр бушующего потока. Там в нескольких местах оказались воздушные мешки, темные и наполненные брызгами, но он все же мог как-то дышать.

Падающий сверху поток был настолько силен, что даже сорвал с Яшиды набедренную повязку – единственное, что было на нем.