Первой он увидел Минако Шиян – мать Юджи Шияна, председателя совета директоров "Шиян когаку", крупнейшего японского индустриального конгломерата, и самого нужного Нишицу человека. Минако – великолепная женщина, желанная для Нишицу; она может поспорить своей привлекательностью с любой девушкой, даже вдвое моложе ее. Глаза у нее сверкают; волосы – длинные, блестящие и черные как вороново крыло – причудливо уложены в сложную прическу, обрамляющую ее прекрасное лицо. От нее так и веет чарующей силой. Притягательная сила женских чар похожа на жар, который ощущает рука, если протянуть ее к открытой топке очага.

Нишицу вдруг почувствовал, что тут находится и другая женщина; он почувствовал бы ее присутствие, даже будь она на другом конце храма Запретных грез. Он не осмелился взглянуть на нее в упор, зная, что Достопочтенной Матери больше нравится, когда на нее не смотрят, ибо ее вид ослепляет, как ярко сияющее солнце.

– Я огорчен, что так произошло с вашим другом Моравиа-сан, – лицемерно сказал Нишицу, не веря ни единому своему слову. – Но Моравиа получил то, чего и заслуживал.

Минако печально кивнула головой:

– Должно быть, я легкомысленно поступила, не присмотревшись к нему как следует.

– Тут мы все виноваты одинаково, – спокойно заметила Достопочтенная Мать.

– А если говорить начистоту, все произошло случайно, – стал объяснять Нишицу. – Его безобидный вид, а он умел прикидываться простачком, усыпил нашу бдительность, и мы вели с ним дела, совершенно ничего не подозревая.

– Нам известны его хозяева, – произнесла Достопочтенная Мать, – и мы поступим с ними соответствующим образом. Однако сегодня нас ждут более неотложные дела, и сейчас мы отправимся на задний двор нашего храма решать их.

Нишицу понимающе кивнул и сказал:

– Речь пойдет о вашем сыне, Минако-сан. Мы понимаем, по крайней мере, всегда с пониманием к вам относились, ваше желание удерживать его от общения с нами, от наших дел. До сих пор мы считались с вашим желанием.

– К сожалению, дальше так продолжаться не может, – вставила слово Достопочтенная Мать.

– Что случилось? – встревожилась Минако.

Нишицу встал с четверенек, прошел в одних чулках к задней стенке комнаты и остановился там, выглянув в сад, окутанный блеклым светом, слабо пробивающимся из-за окружающих его со всех сторон зданий. Он был чрезвычайно энергичным человеком и вместе с тем обладал завидным спокойствием; говорили, что сад создан благодаря его заботам и что он черпает свои силы, отдыхая здесь и любуясь им – его валунами, бамбуком, песком, водой, кленами, камнями, декоративными кустарниками. "Вероятно, такое происходит потому, – подумала Минако, – что он довел архитектора сада до самоубийства (так гласила молва), чтобы тот не смог создать ничего подобного для кого-нибудь еще". Архитектор был похоронен здесь же, в саду, а дух его, запертый в стенах храма, продолжал по-прежнему питать и вдохновлять Нишицу, как питают и придают силы рис и рыба во время ежедневной трапезы.

– А случилось то, – ответил Нишицу, – что мы встретимся с нашим врагом или врагами, затесавшимися в наши ряды.

Он внимательно окинул Минако своим жемчужно-белым глазом, стараясь предугадать, когда у нее быстрее забьется сердце или участится дыхание, заметить хоть малейшую испарину или непроизвольное сокращение мускулов, что будет свидетельствовать о ее встревоженности. Но ничего заметить так и не смог.

– А могут эти новые обстоятельства как-то оказаться связанными с делом Моравиа? – спросила Минако.

– Вопрос по существу, и я понимаю, что он вам далеко не безынтересен, – заметил Нишицу, наблюдая за ее реакцией, затем повернулся и, созерцая сад, продолжал: – В данный момент правильно ответить вам я не могу.