Теперь говорили о том, что ему, несомненно, суждено было бы стать премьер-министром… если бы он остался в живых. Говорили, что это была прекрасная карьера, оборванная бессмысленным убийством.
После смерти мой отец превратился в героя.
Поразительными были панегирики в прессе. Нигде не упоминалось о неприятностях, повредивших его карьере, — оживления этих слухов он всегда побаивался. Теперь можно было подумать, будто все восхищались им и любили его.
Такая слава приходит лишь после смерти; а чем более неожиданна и жестока эта смерть, тем ярче ореол славы.
Я читала все эти статьи. Селеста с Ребеккой тоже читали их. Мы сознавали, что это набор затасканных клише, но разве могли мы позволить себе считать все эти слова совершенно неискренними? Впрочем, меня ничто не могло утешить. Я потеряла отца навсегда, и в моей душе зияла жуткая пустота.
Когда было зачитано его завещание, мы поняли, каким богатым человеком он был. Он не забыл в завещании ни одного из своих верных слуг, выделив им приличные суммы, он назначил солидное содержание Селесте и оставил крупную сумму Ребекке.
Остальная часть состояния была переведена в трастовую форму. В течение моей жизни деньги принадлежали мне, а после моей смерти они должны были перейти к моим детям; в случае, если у меня не будет детей, после моей смерти они перейдут к Ребекке либо ее детям.
Лондонский дом передавался в собственность Седеете, а поместье в Мэйнорли — мне.
Я никогда особенно не задумывалась о материальных вопросах и сейчас, когда меня занимали совершенно иные мысли, я не совсем осознавала, что все это значит.
Поверенные обещали после того, как я немножко приду в себя, провести со мной беседу и разъяснить все необходимые детали. Действительно, спешить было некуда. Да и вряд ли я могла сейчас посвятить свое внимание таким делам.
Ребекка сказала:
— Когда все это закончится, вам нужно будет подумать о том, что делать дальше. Несомненно, в вашей жизни предстоят большие перемены. Самое лучшее для тебя да и для Селесты тоже — уехать со мной в Корнуолл, подальше от всего этого. Отдохнув, вы сможете более здраво судить обо всем.
Она, конечно, была права, и, тем не менее, я колебалась. Скоро должен был вернуться Джоэль. Я склонялась к тому, что прежде всего мне следует поговорить с ним.
Поначалу я была так ошеломлена смертью отца, что не могла думать ни о чем другом. Теперь постепенно начали возвращаться воспоминания о Джоэле. Я не буду одинока. Джоэль вернется и поможет мне оправиться от этого ужасного потрясения.
В общем-то мне хотелось бы покинуть Лондон.
В Корнуолле я чувствовала бы себя лучше. Я любила Кадор — старинное родовое гнездо, и мне всегда доставляло удовольствие общение с Ребеккой.
Однако я должна была присутствовать на суде, и до тех пор не могло быть и речи о каком-то душевном спокойствии. Я знала, что мое присутствие на суде обязательно, ведь я была главным свидетелем обвинения. Не стоило отправляться в Корнуолл с ощущением этой тяжести.
До конца своей жизни я не смогу забыть то, что происходило в зале суда. Я никогда не забуду человека, который сидел на скамье подсудимых. Я старалась не смотреть в его сторону, но ничего не могла поделать с собой; и всякий раз мне казалось, что он смотрит на меня — с ненавистью, насмешкой и презрением…
Его звали Фергюс О'Нил. До этого он уже участвовал в различных беспорядках. Несомненно, именно таким образом он и заработал шрам на лице. Ему уже пришлось отсидеть срок в ирландской тюрьме за участие в бунте; он являлся членом организации, которая руководствовалась своими собственными законами. Он был убийцей по идейным соображениям и не чувствовал никаких угрызений совести из-за содеянного.
Полиция держала его под надзором; вот почему, получив от меня описание убийцы, они смогли почти мгновенно арестовать его. |