– Правда?

– Да, но я не собираюсь это повторять. Ты и без того слишком тщеславна, хотя не вижу для этого причин, ибо растолстела так, что почти вытеснила меня с кровати!

– А кто в этом виноват? Не будь ты так огромен и мускулист, я не носила бы теперь ребенка размером с половину твоего боевого коня! Так что не жалуйся мне на неудобства, ибо моя кожа скоро не выдержит и лопнет!

Ранулф прижал ее к себе.

– Не люби я тебя так сильно, настрадался бы от твоего острого язычка! – прошипел он и тут же насторожился, ощутив, как напряглось ее тело.

– Чем я прогневал тебя? – недоуменно спросил он.

– Ты сказал, что любишь меня, – всхлипнула она. .

– И что же? Я часто это говорил! Почему же ты отстранилась?

– Ты никогда и словом не обмолвился! Он приподнял ее подбородок.

– Снова плачешь? Ничего не понимаю! Дня не проходило, чтобы я не сказал тебе о своей любви.

– Ничего подобного! Амисия это знала, и когда я увидела одно из твоих писем, в котором говорилось, что ты любишь ее…

– Не забывай, я этих писем не писал. Но ты меня обманываешь! Пусть не словами, но поступками я доказывал тебе свою любовь! Каждый раз, когда мы ложимся в постель, я повторяю, что люблю тебя.

– Но ты спал с десятками женщин! – шмыгнула носом Лайонин. – Значит, и их тоже любил?

– Вовсе нет! И с тобой все по-другому, – начал Ранулф, но осекся, не в силах понять, почему она этого не видит.

– Разве я не был добр с тобой?

– Ты добр ко всем женщинам, – пробормотала она, силясь сдержать слезы.

– Ты меня с ума сведешь! Я только сейчас сказал, что люблю тебя!

– Ты ругаешь меня, и это, по-твоему, признание в любви?

– Потому что рядом с тобой я теряю разум. Ну какая еще женщина способна в два счета вывести меня из себя или рассмешить? За какой другой женщиной я поплыву через море? Ради кого еще оденусь сервом и стану рубить дрова?

– Ради первой жены! Изабель, которую ты любил так сильно, что едва не зачах от скорби, когда она умерла!

Пораженный Ранулф на миг потерял дар речи.

– Я знаю, как ты любил ее. Эта любовь светится в твоих глазах, когда я упоминаю ее или ребенка. Вряд ли смогу заменить ее в твоем сердце.

– Не продолжай! – холодно бросил он. – Ты жестоко ошибаешься, если считаешь, будто я питал к этой женщине нечто вроде любви. Я поведаю тебе то, что до сих пор не открывал ни одному человеку, а потом суди сама, что стало причиной моей скорби.

Он рассказал ей историю пылкого юноши и неверной жены столь бесстрастно, словно говорил о ком-то постороннем. Наконец он замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Лайонин живо представила себе чувства, так долго хранившиеся под спудом, превратившие счастливого юношу в мрачного мужчину по прозвищу Черный Лев.

– Значит, поэтому ты так зверствовал в нашу брачную ночь, – пробормотала наконец Лайонин.

– Как я мог зверствовать? Я всегда добр и нежен.

– Ты был так жесток, что, если бы не святые обеты, я на утро покинула бы тебя!

– Ты сказала, что ненавидишь меня. Но я тебе не поверил.

– Зато поверил всему, что наговорил Джайлз. Иногда я благодарю Бога за ту валлийскую стрелу, хотя она и оставила уродливый шрам на моем плече.

– Я люблю тебя, Львица. Не пойму, почему ты во мне усомнилась! Я люблю тебя больше, чем себя, своего будущего сына и даже… Тая.

Лайонин затряслась от смеха:

– Теперь я точно знаю, что это правда.