– Малард? Разве не следовало бы попросить твоего брата Джеффри?

– Нет, Джеффри нужна девочка, чтобы лелеять и баловать. Мой человек заслужил такую честь.

– Верно. А в крестные матери возьмем Беренгарию, если это не нарушает твоих тщеславных планов.

Он пропустил мимо ушей ее ехидную реплику, задумчиво глядя вдаль.

– Жаль, что матушка его не увидит. Она так мечтала о доме, полном детей!

Лайонин безуспешно пыталась найти слова сочувствия:

– Уверена, что она была счастлива подарить миру такого красивого мальчишку, как ты!

– В этом она была полностью с тобой согласна, – расплылся в улыбке Ранулф. – Может, даже хорошо, что она так и не увидела, каким никчемным вырос Джеффри.

– Ты чересчур низкого мнения о брате. Я нахожу его красивым и добрым.

– Сегодня я не поддамся на твои издевки, потому что слишком рад рождению сына.

– Молюсь, чтобы он, оказавшись похожим на тебя, не унаследовал твоего тщеславия и высокомерия.

Он поцеловал ее в шею:

– Он будет милым ребенком и счастьем своей матери. Я сегодня уже говорил, что люблю тебя? И с каждым днем все больше.

– Нет, но я жадно впитываю твои слова. Он резко вскинул голову.

– Ты мое проклятие. Месяцами оставляешь меня одного, и я не могу найти женщину по вкусу, а когда снова вижу тебя, размерами ты соперничаешь с моим конем, и вот теперь приходится ждать, пока ты оправишься после рождения сына. Думаю, что буду воздерживаться даже от поцелуев, пока ты окончательно не встанешь на ноги.

– Ты очень заботливый муж, – прошептала она, проводя губами по его шее.

– Лайонин! Немедленно прекрати! Лучше скажи, какой подарок ты желаешь получить за сына? Если хочешь, я добуду тебе корону из звезд.

– Ах, мой галантный рыцарь, ты так великодушен! Но пусть звезды остаются на местах, чтобы и остальные могли ими любоваться. Больше всего я мечтаю о возвращении в Мальвуазен, к людям, которых знаю и люблю. И еще я желаю здоровья сыну.

– Но, может, какую-нибудь безделушку? Драгоценность? Лайонин немного подумала.

– Мне бы хотелось вернуть львиный пояс.

Ранулф широко улыбнулся и, порывшись в висевшем на талии кошеле, вынул золотой пояс. Глаза Лайонин восторженно сверкнули.

– Любое твое желание – закон для меня. Лайонин, радостно вскрикнув, прижала пояс к груди.

– Ты и не знаешь, как я страдала из-за его потери! Но у меня отобрали все остальное, и мне нечем было подкупить мальчишку. Из всех вещей я ничего не любила так, как этот пояс.

Ранулф продолжал улыбаться.

– А как насчет меня, Львица? Разве я не отношусь к твоим владениям и на меня не распространяется часть твоей любви?

– Но я не владею тобой, Ранулф. Ты никому не можешь принадлежать.

Лицо его было серьезным.

– Боюсь, ты ошибаешься, маленькая Львица. Если кто-то когда-то и владел мужчиной, так это ты.

Их взгляды скрестились в глубочайшем понимании и бескрайней любви, перехлестнувшей границы повседневного существования или наслаждений плоти. В этот миг соприкоснулись их души.

Крик ребенка вернул их к действительности.

– Монтгомери зовет маму, – вздохнула она. Ранулф легко поднялся с женой на руках:

– Тогда мы принесем ему все, что он желает. Сыну Черного Льва достаточно попросить, и он получит весь мир.

– Вижу, что отныне на мне лежит тяжкое бремя, ибо малыш, несомненно, вырастет твоей точной копией.