Он коснулся ее щеки, погладил ушко, затейливую розовую раковинку. Ее глаза распахнулись, и он потрясение осознал, что в них плещется страх.
Лайонин увидела мягкий изгиб губ, нежность во взгляде и сразу разгадала его мысли. О нет, она не готова к новой боли!
Она поспешно спрыгнула с кровати, накинула халат, встала на колени у очага и принялась нервно ворошить угли железной кочергой. Что, если Ранулф позовет ее в постель? Он ее муж, и она не вправе ему отказывать.
Ранулф повернулся на спину и хмуро уставился на пыльный балдахин. Она имеет основание его бояться. В первую ночь он взял ее жестоко и грубо, причинив боль. Как обидно, что она впервые познала именно такую любовь… Но сегодня, в замке Эйлсбери, он все исправит. И покажет, какова может быть любовь между мужчиной и женщиной…
Он повернулся на бок и подложил ладонь под щеку, наблюдая за ее порывистыми движениями, очевидным стремлением избегать его. Завтра он спросит ее, что она почувствовала после той ночи.
– Ты скоро встанешь? – дрожащим голоском спросила она.
Ранулф усмехнулся, словно вспомнив что-то смешное:
– Да, сейчас.
Она торопливо сунула в сумку какую-то одежду и коричневый кожаный мешочек. Ранулф нахмурился. Перед глазами витала какая-то полузабытая сцена… темная фигура… но картинка никак не складывалась. Только когда Лайонин подошла кокну, память вернулась к нему. Неужели… нет, это просто сон…
– Прошлой ночью ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Могу я узнать твои мысли? – спросил он, пытаясь говорить спокойно, несмотря на то что в груди бушевал огонь. И постарался отрешиться от ее сжатых кулачков и ускользающего взгляда.
– Я… я ничего… Ранулф!
Лайонин подбежала к постели и бросилась в его объятия. Она трепетала, как осенний лист, и он крепко держал ее, поражаясь хрупкости этого стройного тела, боясь причинить ей боль. Он приподнял ее подбородок и отметил, что в зеленых глазах не было ни единой слезинки.
– Я… я хочу, чтобы ты был очень осторожен… берег себя, – выдавила она сквозь сжавший горло ком.
– Тебя так напугал пожар?
– Да… нет. Кое-что другое.
– Тогда говори прямо. Я не побью тебя за несколько лишних слов.
– Это… это Джайлз. Он…
– Ты смеешь произносить при мне его имя? – зарычал он, грубо оттолкнув ее. – Радуйся, что я не прикончил твоего дружка! Узнай я, что он твой любовник и получил то, в чем ты мне отказываешь, я бы убил его, а возможно, и тебя. Скажи спасибо, что я пытался поверить тебе, а не ему. А теперь зови свою служанку и одевайся. Мы скоро уезжаем.
Он поспешно отбросил одеяла и стал натягивать одежду. Всего два дня после свадьбы, а она уже ухитрилась взбесить его едва не до потери рассудка. Гнев, глубокий гнев разъедал душу, причиняя больше боли, чем шрамы от ран. Девчонка подобралась к нему ближе, чем кто-либо из окружавших его людей. Разве только Изабель могла так…
Он стиснул зубы, стараясь выбросить из головы тоскливые мысли.
– Лайонин, иди ко мне.
Она встала перед ним, собираясь с мужеством.
– Теперь я вполне успокоился, так что можешь говорить все, что у тебя на уме, – с трудом выговорил он.
Но если простое упоминание имени Джайлза вызвало такую ярость, как он отреагирует на пять писем, адресованных другому человеку? Неужели она настолько глупа, что воображает, будто он выслушает ее оправдания, прежде чем разорвать в клочья? И пусть он потом пожалеет о своем поступке, будет слишком поздно. Она не может рисковать.
– Мне нечего сказать, – прошептала она и отвернулась.
Ранулф тоже отвел взгляд, понимая, что она лжет, и молча вышел, не удостоив ее ни словом. |