Лайонин поднялась на третий этаж, где располагались спальни. Их было шесть: одна принадлежала родителям, другая – ей. Остальные предназначались для гостей. Сейчас здесь никого не было. Все слуги суетились на кухне. Можно без помех выбрать комнату для лорда Ранулфа.

Через час, удостоверившись, что все готово к приему гостя, она отправилась к себе. Люси оставила на столике хлеб с сыром и кружку молока. Прихлебывая теплую жидкость, Лайонин чуть раздвинула планки деревянных ставен, чтобы выглянуть во двор. В этот момент один человек отошел от «черных стражей» и направился к калитке в каменной ограде. В руке он нес длинную палку. На поясе висел сдвинутый назад мешок.

Лайонин, не задумываясь, сбросила зеленую накидку и сюрко, натянув поверх золотой туники другое, шерстяное. Вынула из сундука самый теплый плащ – из тяжелого серого сукна, с большим капюшоном, подбитый мехом белого кролика, надежно завернулась в него и спустилась в парадный зал, твердя себе, что всего-навсего хочет глотнуть свежего воздуха. С собой она взяла большую флягу с вином, которое грелось над очагом. Удивительно, как легко оказалось пройти незамеченной через открытый двор и выйти в калитку! Стража не обращала внимания на покидавших замок. Только на тех, кто входил.

Ранулф сидел на холодной твердой земле, прислонившись к дереву и не обращая внимания на пронизывающий ветер. Его мысли сейчас были поглощены прелестной зеленоглазой девушкой.

– Ах, Уорбрук, – упрекал он себя, – она не предназначена для твоих развлечений. Это невинная девушка, которую ждет достойный брак с молодым человеком ее возраста и круга.

И все же он не мог выбросить ее из головы. Граф откинул голову на покрытый грубой корой ствол. Перед его внутренним взором по-прежнему стояла она: изумрудные глаза под высоко изогнутыми бровями, маленький носики губы – полные, мягкие, соблазнительные. Он представлял, как ее волосы окутывают плечи и грудь. Какой необычный цвет: рыжевато-золотистый!

О Боже, что это нашло на него?! Сидит и мечтает о какой-то девчонке. Можно подумать, он раньше не видел хорошеньких девушек! Видел, и немало. Но почему-то эта была иной.

Он едва не покрыл себя бесчестьем, когда чуть не впился в нежные губки на глазах у ее родителей и своих людей. Зарыться бы руками в эти роскошные волосы…

– Я принесла вам вина. – Тихий голос прервал течение его мыслей.

Он молча, без улыбки, смотрел на нее, не замечая предложенной фляги.

– Сегодня так холодно, а до обеда далеко и…

Она отвела взгляд, вдруг смутившись и уже жалея о своем нечаянном порыве.

Он взял у нее флягу и пригубил восхитительно сладкого вина, не отрывая глаз от девушки.

– Ты разделишь его со мной?

– Да, – улыбнулась она и, едва коснувшись его руки, взяла флягу. На горлышке еще оставалась капля вина, и она коснулась губами этого места, пораженная Собственной дерзостью. Вернула ему флягу и вынула из-под плаща завернутый в полотно сверток. В нем оказались хлеб с сыром.

Ее улыбка казалась ему ослепительной. Глаза сверкали, как драгоценности, щеки разрумянились от холода, белый мех обрамлял ее лицо и выгодно контрастировал с густыми длинными ресницами.

Этим двоим слова были не нужны. Оба молча сидели, наслаждаясь вином и едой.

Внезапно ветер поднял вихрь из опавших листьев. Лайонин прикрыла глаза ладонью, защищаясь от острых камешков.

– Мой глаз! – вскричала она, ничего не видя от боли и слез.

– Я посмотрю.

Теплая рука придержала ее голову. Сильные пальцы отняли ладонь от глаза.

– Это камень, нет, булыжник, – всхлипнула она.

– Смотри на меня, и я помогу тебе. Открой глаз, только медленно, – мягко уговаривал он, и, несмотря на боль, она повиновалась.