Кимоно скользнуло на пол, оставив ее совершенно нагой.
Руки, бедра, бока девушки усеивали багровые кровоподтеки.
— Когда я ложилась спать, их не было. И я не знаю, откуда они взялись.
Рэйко обомлела. Вместе с тем от нее не укрылось, что Хару при ее худобе и ребяческих манерах обладает сложением настоящей женщины: груди полные и округлые, подмышки и лобок покрывают жесткие волосы. Это несоответствие напомнило было Рэйко о том, как опасно руководствоваться первым впечатлением, но у нее тут же возник новый взгляд на произошедшее.
— Да и голова тоже болит, — добавила Хару. Нагнувшись и разделив пряди волос, она продемонстрировала красную шишку на затылке.
Возможно, поджигатель выманил девушку из приюта, ударил и поволок к хижине, о чем свидетельствовали синяки и ссадины. Затем, рассуждала Рэйко, Хару как-то ухитрилась сбежать из горящей постройки. Тогда потеря памяти объяснялась ударом по голове. Сомнения Рэйко рассеивались. Возможно, Хару не устраивала пожара. Судя по травмам, она могла пасть жертвой чьего-то злого умысла.
Хару надела кимоно и скорчилась на полу, причитая:
— Что, если они придут за мной снова? Я не хочу умирать!
Ее слова тронули Рэйко до слез. Даже если факты говорят не в ее пользу, она заслуживает возможности быть оправданной. Поддавшись чувству, Рэйко обняла девушку.
— Ты не умрешь, если я смогу доказать твою невиновность и найти настоящего поджигателя, — сказала она.
3
Эдоская тюрьма возвышалась над сточной канавой среди трущоб Кодэмматё в северо-восточной части торгового района Нихомбаси. Ее выщербленные стены венчали дозорные башни, а внутри, окруженный полуразрушенными конторами и казармами, находился укрепленный застенок, где одних заключенных пытали, а прочие дожидались казни. Здешний морг получал тела граждан, пострадавших от природных бедствий либо от насилия. Однако в недрах этого царства смерти располагался небольшой зеленый оазис. В огороженном дворике росли аккуратные ряды кустиков, подвязанных к бамбуковым шестам, вокруг них порхали бабочки, гудели пчелы.
Тут-то Сано и нашел друга, доктора Ито, лелеющим свои лекарственные травы. Сано прошел вдоль ограды садика, вдыхая свежие запахи. Он почти представил себя сельским жителем, а не заложником городских порядков.
— Доброе утро, Ито-сенсей, — произнес он с поклоном.
Доктор Ито, высокий худощавый старик лет семидесяти, улыбнулся и склонил голову. Его стриженые седины сияли в утреннем солнце, изборожденное морщинами лицо отшельника лоснилось от испарины.
— Приветствую, Сано-сан. Я вас ждал.
Некогда уважаемого лекаря императорской семьи, доктора Ито арестовали за применение запретных в то время врачебных приемов, знания о которых он почерпнул у голландских торговцев. Обычно в период правления дома Токугава ученых-западников обрекали на изгнание, но для доктора Ито бакуфу сделало исключение, пожизненно вверив его заботам тюремную покойницкую. Там он продолжал свои научные изыскания, до которых чиновникам не было дела, руководил лечением надзирателей и заключенных. Опыт и знания доктора не раз выручали Сано во время расследований.
Вытерев руки о темно-синий плащ, доктор Ито по-стариковски тяжело выпрямился.
— Как Масахиро-тян?
— Премного благодарен за заботу о моем негодном отпрыске, — ответил Сано, от которого долг вежливости требовал хулить домочадцев. — Растет не по дням, а по часам, как и его запросы.
Мудрые глаза доктора блеснули — он-то сумел расслышать отцовскую гордость за уничижительным высказыванием Сано.
— Рад это узнать. Да, надеюсь, достопочтенная госпожа Рэйко пребывает в добром здравии?
— Именно так, — отвечал Сано, хотя упоминание о жене расстроило его. |