Он вдыхал ее мускусный аромат, ощущал тепло ее тела. Им овладела жаркая, непрошеная страсть. В памяти всплыли воспоминания о других временах. Тогда он изо дня вдень работал с Тиэ, тяги к которой не умаляло даже омерзение в ее взгляде. Она, как и Дзюнкецу-ин, возбуждала его одним присутствием, без намека на ответ. Теперь же Дзюнкецу-ин подняла руку к его лицу и коснулась щеки рукавом.

— Будь со мной паинькой. Глядишь — замолвлю Анраку-сан за тебя словечко, — сказала она смеясь.

Не то что погладить, даже пальцем притронуться побрезговала! Мива рассвирепел. К Тиэ тоже было не подступиться — она отвергала его, не подпускала ни на пядь. Угрожала ему и всей секте. Она, как и Ояма, заслуживала смерти. Накопленная ярость выплеснулась наружу.

— Отстань! — вскричал Мива, отпихивая Дзюнкецу-ин. Яростно сипя сквозь зубы, он схватил со стола склянку и поднял над головой. — Убирайся или я запущу в тебя кислотой! Станешь страшнее меня, Анраку на тебя больше не взглянет! А не прекратишь издеваться, скажу сёсакан-саме, что ты ненавидела Тиэ и убила ее!

Его слова возымели действие. Дзюнкецу-ин посмотрела на него испуганно и выбежала из комнаты, а Мива, тяжело дыша, вцепился в край стола, силясь вернуть самообладание. Он должен держать себя в руках, если хочет с честью выполнить задание, сохранить пост и репутацию, завоеванную тяжким трудом. Ему просто нельзя, нет, невозможно снова ошибиться.

26

Рэйко сидела по шею в горячей воде круглой купальни, утопленной вровень с полом. Все светильники в комнате были зажжены, окно распахнуто. От воды в стылом воздухе поднимался пар, на поверхности плясали огненные отсветы. Ее по-прежнему не отпускал тошнотворный ужас, а перед глазами вновь и вновь вставала кровавая картина, хотя с их визита к Фугатами прошел уже не один час. Когда появился Сано, Рэйко обратила к нему покрасневшее, заплаканное лицо.

— Я все думаю о министре и бедной Хироко, — произнесла она срывающимся голосом. — С тех пор как мы вышли оттуда, я уже три раза меняла воду, но чувствую, что никак не отмоюсь.

— Понимаю, — тихо сказал Сано. — Дух смерти легко не отгонишь.

Сняв одежду и присев на дощатый пол, он окатил себя из ушата и натерся мочалкой — мешочком со щелоком и рисовыми отрубями. То, как рьяно он скреб все тело, выдавало его желание поскорее очиститься.

— Я ходила к отцу Хироко — рассказать о случившемся.

У Рэйко сжалось сердце, едва она вспомнила, как этот мужественный старик пытался скрыть свою скорбь по дочери и беспокойство за внуков. «Что, если несчастье случилось из-за моего визита к министру?» — гадала она виновато.

— Спасибо, что сняла с меня этот долг, — сказал Сано с отчужденным видом, окатывая себя с головой.

— А что сёгун? — спросила Рэйко.

— Отказался закрыть секту. А мне приказал держаться от храма подальше.

— Не может быть! Что же теперь делать?

— А что остается, кроме как подчиниться? — хмуро отозвался Сано.

Он смыл пену и шагнул в купальню. Вода вокруг Рэйко взволновалась и поднялась, когда Сано погрузился напротив нее.

— Значит, будем убеждать сёгуна тем, что удастся найти вне храма. Вдобавок я отправил гонца к канцлеру Янагисаве: изложил ситуацию, попросил вернуться в Эдо. Уж он-то, думаю, сочтет вопрос Черного Лотоса достойным внимания.

Рэйко и обрадовалась, и испугалась, что Сано перешел к столь решающим мерам, как вызов Янагисавы. Однако канцлер мог и не успеть вернуться вовремя для предотвращения катастрофы.

— Хоть в чем-то смерть Фугатами не была напрасной, — сказала Рэйко.