Покинув владения Дзодзё, Рэйко и ее свита проследовали на запад. Паланкин двигался медленно — узкие улочки между стен дочерних храмов были наводнены служителями и паломниками. Мысли Рэйко вновь обратились к сыну. Как-то он там? Несмотря на тревогу о мальчике, Рэйко и не думала отступать, ведь она обещала помочь Хару, чья жизнь могла зависеть от ее поддержки.

У ворот храма Черного Лотоса Рэйко выбралась из паланкина и вошла во двор, оставив провожатых снаружи. У нее возникло предчувствие, что Сано не будет в восторге от ее самоуправства. Посему она решила воздержаться от бесед с местными чинами, чтобы не мешать основному расследованию, и разыскать вместо этого храмовых завсегдатаек, хорошо знающих Хару. Как-никак ее главным козырем в сыскном деле было умение находить общий язык с женщинами, которых люди Сано могли напугать.

Рэйко стояла в воротах и набиралась впечатлений. По виду это храмовое подворье во многом походило на другие: по центру — мощеная дорожка, по обе стороны которой стояли павильоны-молельни, реликварии, хранилище сутр, фонтан, рама с колоколом и прочие строения, возведенные в традиционной буддийской манере. Фронтоны крыш, резные двери и высокий арочный проход с двойным сводом, ведущий к главному залу в конце дорожки, украшали черные с золотом стилизованные лотосы. Предполуденное солнце освещало серые черепичные крыши и красную пагоду. Единственным, что отличало этот храм от прочих, виденных Рэйко, было обилие зелени вокруг.

Над центральной аллеей раскинули свои ветви платаны, узкие тропинки вились в тени небольших рощиц. Сосны, дубы, красные клены и сакуры скрывали строения из виду, промежутки между галечными тропками поросли дикой травой и кустарником. От мест, куда не заглядывало солнце, веяло прохладой. Даже придорожный шум не проникал сюда, за высокие стены и зеленую пелену листвы.

В толпе отрешенных молящихся то и дело мелькали желтые одеяния бонз, серые одежды монахинь и бурые — послушников, которые сновали туда-сюда, смиренные и безмолвные.

Откуда-то из глубины несся заунывный речитатив молитвы. В воздухе разливался густой приторный аромат, словно благоухала целая апельсиновая роща. Все это создавало впечатление такой мистически-неземной красоты, что Рэйко сделалось не по себе.

— Приветствую вас, почтенная госпожа Сано.

Вздрогнув при звуках низкого, с придыханием, голоса, Рэйко обернулась и увидела высокую женщину в светло-сером кимоно.

— Добро пожаловать в храм Черного Лотоса, — произнесла незнакомка с поклоном.

Ее голову покрывал длинный белый палантин. На вид женщине было около сорока. У нее было скуластое лицо с полным чувственным ртом, во взгляде ощущались ум и властность. Белилами она, судя по всему, не пользовалась, но брови ее были выбриты и нарисованы выше, а на губах лежал тонкий слой кармина. В юности она, несомненно, была красавицей, но и сейчас, когда годы прочертили морщинки в углах ее рта и выжелтили румянец, не утратила прежнего диковатого очарования.

Ее сопровождали четыре монахини.

— Я Дзюнкецу-ин, настоятельница монастыря. Знакомство с вами — честь для меня.

Рэйко опешила от удивления, однако машинально поклонилась, бормоча подобающие любезности и извинения. Ей еще не доводилось встречать настоятельницу, которая красила бы лицо и носила волосы, пусть даже зачесывая и пряча их под покрывалом. Обычно монастырский устав предписывал монахиням брить головы наголо.

Сбитая с толку столь официальным приветствием, при том что никто не должен был знать о ее приезде, Рэйко спросила:

— Откуда же вам известно, кто я?

— О-о, вы слишком скромны. — Настоятельница Дзюнкецу-ин улыбнулась.