Второе чудище поднялось с кровати и глумливо прошлось по напряженному телу девушки лапами:

– Твою ма-а-ать! Шрек, она на самом деле конфетка! Сосательная! Ну его на…, этот стриптиз, давай ее прям тут, на полу, завалим! Потом пусть спляшет! А то я не выдержу!

– Ну давай, – невнятно прочмокала подруженька, продолжая заливать слюнями ухо Лены. – Срывай с нее робу!

– Но так же нельзя! – Рюшка воинственно сжала кулачки и со слезами на глазах повернулась к смущенно отводившим глаза остальным обитательницам барака. – Ну что вы сидите и молчите! Нас же много! Сколько можно терпеть этих тварей! От них ведь житья нет, все посылки потрошат, самое лучшее отбирают! А что они с Женькой сделали?! И ведь мы все молчали, как последние дряни, когда начальник колонии хотел узнать, кто изуродовал девчонку!

– Рюшка, Рюшка, – покачала головой самка йети, оторвавшись наконец от уха Лены, – а ты, оказывается, тупее, чем я думала! Радовалась бы, что мы на тебя внимания не обращаем, так нет – вякаешь что-то непотребное!

– Это вы творите непотребное! Я начальнику колонии все расскажу, мне надоело молчать!

– Стукачкой, значит, заделаться решила? – удивленно хмыкнула Шречка. – Ты представляешь, Чуня, кто у нас тут завелся? Надо будет с ней разобраться, но это потом, попозже, сейчас у нас занятие поинтереснее имеется. И не пытайся тут бунт устроить, тля рыжая, у нас бабы понимающие, никто не хочет ночью заточку в сердце получить, да, красавеллы?

Она угрожающе обвела взглядом барак – женщины склонили головы и угрюмо молчали. Шречка удовлетворенно усмехнулась и потянулась губами к губам Лены, возбужденно бубня:

– Ну все-все, не сопротивляйся! Открой ротик! Будешь послушной – будешь в шоколаде! Я своих девочек балую…

– А заодно уродую, – прошелестело из дальнего угла барака.

– Еще кто-то хочет следом за Рюшкой лишнюю кровь спустить?! – рявкнула Чуня.

Рыжуля испуганно пискнула и попыталась броситься к выходу, но удар кулаком в лицо швырнул ее на пол, где девушка и осталась лежать, заливая все вокруг кровью из сломанного носа.

И именно это стало последней искрой для энергии, накапливавшейся внутри Лены.

В следующее мгновение шаровая молния, пульсировавшая в солнечном сплетении, взорвалась. И девушка на какое-то время ослепла и оглохла.

А когда слух и зрение вернулись, Лена сначала поразилась звенящей тишине вокруг. Потом увидела бледные, испуганные лица женщин, жавшихся по углам. Восхищенно-торжествующие глаза Рюшки, уже не лежавшей, а сидевшей на полу с прижатым к носу полотенцем.

А в метре от себя – Чуню и Шречку.

В глазах которых не было даже следа разума. Рядом стояли, раскрыв рты и пуская слюни, два овоща…

Да, собственно, и не хотел слышать. Никто не проронил даже полслезинки над их горькой судьбинушкой, наоборот – все без исключения обитательницы барака вздохнули с облегчением. И все до единой ни слова, ни даже буквы не проронили насчет происшедшего. Хотя к начальнику колонии таскали всех, и не по одному разу – отчитываться ведь Хозяину надо было перед руководством, а что писать? С чего бы вдруг две абсолютно здоровые тетки, психика которых казалась такой же монолитной, как сало на их телах, превратились в мычащих и пускающих слюни особей, не способных контролировать даже собственные сфинктеры?

Черепно-мозговые травмы исключались – на теле заключенных Криворучко (Шречка) и Борискиной (Чуня) не было найдено даже крохотных синячков, и шишек на чугунных лбах – тоже.