Сара порой окликала ее «Ма!», но Хоуп, после того как Джеральд объявил «мамулечку» слишком детским словом и посоветовал придумать другое обращение, вообще никак не называла мать. Другое обращение так и не нашлось, хотя Сара придумала вариант, не слишком, впрочем, во вкусе Урсулы. И все же она радовалась — несоразмерно, унизительно радовалась этому «Ма!», слыша его примерно один раз за визит.
— Нужно разобраться с происхождением отца, его родственниками, установить, по возможности, предков. Я почти ничего не знаю про его родителей, наших бабушку с дедушкой. Его звали Джордж, а ее Кэтлин, они жили в Ипсвиче. Он был типографом, а она медсестрой. Об этом упомянуто в некрологе, напечатанном в «Таймс».
— И в его свидетельстве о рождении, — подсказала Урсула.
— Верно. Надо взглянуть на него. Бабушка с дедушкой умерли задолго до нашего рождения, так?
— Еще до того, как мы поженились, — ответила Урсула.
— Он рассказывал нам о своем детстве, когда мы были маленькими. Ты знала об этом? Фантастические истории про то, каким он был мальчиком, сплошные выдумки, мы даже тогда это понимали: мальчик умел летать, проплывал несколько миль под водой, а в одной сказке его матерью была русалка.
— Я помню про трубочиста, — кивнула Урсула.
— Ну конечно. Наша любимая, — вздохнула Сара. — Он был единственным сыном, ни племянников, ни племянниц мы не найдем, но, может, остались двоюродные? Скорее всего, да. У Джорджа и Кэтлин были же братья и сестры. Кэндлесс — редкое имя. Если мы разыщем людей с такой фамилией в справочнике Ипсвича, это, скорее всего, родственники. Не знаю только… Он когда-нибудь упоминал о дядях или тетях?
— Не припомню.
Сара попросила настойчивее:
— Постарайся вспомнить, ладно? Подумай хорошенько. Мне все пригодится. И как вы с папой познакомились — кажется, он выступал с лекцией в каком-то клубе, куда ты ходила? Мне нужно поговорить с тобой. Ты постараешься побольше вспомнить к моему следующему приезду, ма?
Как будто она не думала об этом постоянно, не вспоминала чаще, чем самой бы хотелось, упрекая, винясь, сожалея.
— У вас было счастливое детство? — спросила она Дафну Бетти и сама удивилась тому, как невзначай вырвался у нее этот вопрос.
— Конечно. Детство — лучшие годы жизни. — И Дафна запела: — «Там в Теннесси, у мамочки на коленях…» — Но тут же оборвала песню, завздыхала: — Правду говорят эти старые песни. Хоть и не в Теннесси, конечно, в Вестон-супер-Мар.
— Полагаю, Вестон звучит вполне экзотично для тех, кто родился в Мемфисе, — утешила ее Урсула, — или, скажем, в Пурли.
Пурли. Симпатичный пригород, чистый, безопасный, уютный, с видом на зеленые холмы. И почему люди смеются над пригородами? Почему Джеральд смеялся? Там она родилась, младшая дочь, последыш, брату Яну к тому времени уже сравнялось двенадцать, сестре Хелен — десять. Хотя Урсула была «прибавочной», а возможно, и случайностью, родители любили ее, ласкали, баловали и старались беречь. Герберт Вик был строителем, он сделал деньги на послевоенном строительном буме, и хоть не стал чересчур богат, к тому времени, как Урсуле исполнилось пятнадцать, нажил вполне приличное состояние. Тогда-то Герберт и его супруга переехали из коттеджа на Кройдон-энд в большую усадьбу — или «ранчо» — на Кулсдон-энд.
Урсула училась в муниципальной школе Пурли, сдала восемь промежуточных экзаменов, а спустя два года — три выпускных, получив две четверки и тройку. Директор советовал ей поступать в университет, но Урсуле не хотелось покидать родной дом, к тому же, как напоминал отец, много ли пользы принесли Хелен два курса Лондонского университета, если сразу по окончании колледжа она выскочила замуж? Вот курсы стенографии и машинописи — другое дело, ремесло всегда пригодится, а выучившись, она получит место в «Г. |