|
— Мы не заблудились? — спросил Кхамиси Тейлор, до упора вывернув руль, чтобы проскочить через высохшее русло речки. Пыль поднялась столбом. Доктор Марсия Фэрфилд привстала с переднего сиденья, придерживаясь рукой за край ветрового стекла, чтобы не упасть, и указала рукой вперед: — Поворачивайте на запад. Там будет глубокая впадина. Кхамиси переключил передачу и повернул вправо. Как инспектор по охране дичи охотничьего заповедника Хлухлуве-Умфолози, он был обязан соблюдать установленные правила. Браконьерство — не просто серьезное правонарушение, это суровая реальность. Особенно в отдаленных уголках заповедника. Соплеменники зулусы тоже порой прибегали к традиционным видам охоты. Приходилось перевоспитывать даже некоторых старых друзей дедушки. За это старики наградили его прозвищем, которое можно было перевести с языка зулу как Жирный. Вслух прозвище произносили с легкой насмешкой, но Кхамиси понимал, что под улыбкой кроется неприязнь — нечего браться за работу белого человека! Его считали прихвостнем, который жирует за чужой счет. К тому же в родных местах он по-прежнему оставался почти чужаком, потому что в двенадцать лет, после смерти матери, отец увез мальчика в Австралию. Добрую половину жизни Кхамиси провел на окраине города Дарвина, даже проучился два года в университете в Квинсленде. И вот теперь, в двадцать восемь лет, вернулся, получив должность инспектора по охране дичи, наполовину благодаря своему образованию, наполовину — старым связям с местными племенами. И сразу заработал кличку Жирный. — Нельзя ли ехать быстрее? — требовательно спросила пассажирка. Доктор Марсия Фэрфилд, седеющая женщина-биолог из Кембриджа, пользовалась в заповеднике большим уважением. Она участвовала в проекте сохранения носорогов Рино, и за это ее частенько называли «носорожьей Джейн Гудолл».[13] Кхамиси нравилось с ней работать. Может быть, ему импонировала простота ее облика: от выцветшей куртки-сафари цвета хаки до серебристых седых волос, собранных на затылке в простой хвост. А может быть, завораживала ее увлеченность работой. — Даже если самка умерла при родах, детеныш мог остаться в живых. Вот только долго ли он протянет? — Женщина стукнула кулачком по краю ветрового стекла. — Только бы не потерять обоих. Инспектор по охране дичи Кхамиси хорошо ее понимал. По сравнению с семидесятыми годами двадцатого века популяция африканских черных носорогов уменьшилась на девяносто шесть процентов. Заповедник Хлухлуве-Умфолози делал все возможное, чтобы спасти редких животных. Национальный парк считал эту работу своей главной задачей. Каждый черный носорог был здесь на счету. — Мы нашли ее благодаря вживленному радиомаяку, — продолжала доктор Фэрфилд. — Заметили с вертолета. Однако если самка родила, детеныша нам не отыскать. — Разве малыш не остается рядом с матерью? — спросил Кхамиси. Он сам не раз находил детенышей диких зверей. Два года назад пару львят подобрали у остывшего трупа матери, застреленной спортсменом-браконьером. — Нам нужно обязательно их найти. Труп матери привлечет хищников. Если детеныш останется рядом с мертвой самкой, весь в крови после родов… Кхамиси кивнул, нажал на газ и поехал вверх по каменистому склону. Из-под задних колес полетели камешки. С возвышенности их взорам открылась местность с глубокими лощинами и журчащими ручьями. Растительность стала гуще, появились античные сикоморы и махагониевые деревья. |
