Филипп заявил, что наглецу следует преподать урок.

Он немедленно отправил гонцов в Бретань, пообещав, что произведет Артура в рыцари и признает за ним право на владение графством Анжу и герцогством Бретанским.

Ги де Туар отлично понял смысл этого жеста: король Франции готов выступить на стороне Артура против Джона. Виконт и его юный пасынок охотно приняли приглашение Филиппа.

Их поездка стала сигналом для всех врагов Джо-на. Лузиньяны присоединились к Артуру в городе Тур и пообещали юному герцогу всяческую поддержку не только в борьбе за континентальные владения Анжуйской династии, но и в борьбе за саму английскую корону.

Тем временем в аббатстве Фонтевро старая королева Альенора приходила в себя после утомительной поездки в Кастилию. Путешествие подорвало ее здоровье, но Альенора утешала себя тем, что миссия ее удалась на славу, а ее внучка теперь — жена наследника французского престола. Хорошие отношения с Францией были важны как никогда — ведь именно оттуда Джона подстерегала главная опасность.

Сын Альеноры недостаточно прочно утвердился на английском троне. Еще хуже обстояли его дела на континенте. Необходимо было благополучно преодолеть тревожную пору, неизбежно следующую за восшествием на престол нового короля. У Джона красивая молодая жена, если даст Господь, то будут и сыновья. Это успокоило бы народ — подданные любят, когда порядок престолонаследия утвержден заранее. Артур Бретанский по-прежнему опасен, но после смерти матери его положение несколько пошатнулось. Горевать по Констанции Альенора не могла — она всегда не любила эту женщину. Очевидно, Констанция, женщина с сильным, властным характером, была слишком похожа на саму королеву-мать. В конце концов, герцогиня отстаивала вполне законные права своего сына. Многие считали, что правда на ее стороне — ведь Артур был наследником старшего брата нынешнего короля. Что ж, думала Альенора, Констанция сама во всем виновата — нужно было воспитывать сына в Англии.

Хотя как знать. Останься Артур в Англии, его, возможно, уже не было бы в живых.

Королева-мать всегда гордилась своей способностью смотреть правде в глаза. И уж тем более не пристало обманывать себя на исходе лет. Нельзя уподобляться покойному Генриху, любившему тешить себя иллюзиями. Да, Альенора выступила на стороне Джона, но по чисто личным мотивам: во-первых, сын ей ближе, чем внук, а во-вторых, она не могла смириться с мыслью, что через Артура к власти подберется Констанция. Если бы мальчика провозгласили королем, бразды правления непременно взяла бы властная герцогиня Бретанская.

Так или иначе, Альенора выступила за Джона, и Вильям Маршал поддержал ее. С двумя такими союзниками Джон без труда добыл корону. Теперь его обязанность — сохранить власть, а королева-мать может наслаждаться покоем.

Как странно! Теперь ей нравилась монастырская жизнь: утром лежать в постели допоздна, слушать звон колоколов, читать молитвы, предаваться неспешным размышлениям, рано ложиться, читать, мирно дремать. Вот к чему приходишь, когда тебе восемьдесят.

Не то чтобы королева-мать вдруг стала благочестивой. Она никогда не обманывала себя на этот счет. Да, я прожила грешную жизнь, думала она. И мне, и многим другим было бы лучше, являй я собой образец добродетели. Но такой сотворил меня Господь. «Так что не осуждай меня, — мысленно говорила она Всевышнему. — Если бы Ты хотел, чтобы я жила иначе, Ты не сотворил бы меня такой, какая я есть».

Оценивая пройденный путь, королева думала, что главное ее достоинство — преданность собственным детям.