Хьюберт регулярно сообщал своему подопечному о ходе событий. Вынужденное заточение в подземелье оказалось тяжким испытанием для мальчика. Он мог подышать свежим воздухом только в ночное время, да и то очень недолго, чтобы никому не попасться на глаза. Комендант не мог слишком часто спускаться в подземелье, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Дни для Артура тянулись мучительно медленно, а ночи были полны ужаса — принцу все время снилось, что к нему со всех сторон подступают страшные люди с раскаленными железными прутами в руках.

Артур с нетерпением ждал прихода Хьюберта, и рыцарь был вынужден рисковать больше нужного, зная, как страдает в одиночестве мальчик.

Известие о том, что бретонцы взялись за оружие, воодушевило Артура.

— Я знал, что так будет! Теперь они пойдут войной на дядю Джона. Представляете, Хьюберт, как они обрадуются, узнав, что я жив и здоров? Я никогда не забуду, как я вам обязан!

— Помолимся за то, чтобы настал день, когда вы помиритесь с членами своей семьи, — сказал Хьюберт.

— Нет, я никогда не смогу забыть, что хотел со мной сделать дядя. Он чудовище, Хьюберт. То, что он отнял мою корону, я еще могу понять — многие честолюбцы на его месте поступили бы точно так же, но как он мог приказать выколоть мне глаза? Ему суждено гореть в геенне огненной. Скорей бы уж перед ним распахнулись ее врата!

— Давайте лучше подумаем о вашем будущем, — перевел разговор на другую тему де Бург. — Если наступление бретонцев окажется успешным, их наверняка поддержит король Франции. Тогда, возможно, я смогу выпустить вас на свободу.

— Свобода! Я мечтаю о ней почти все время. Мне кажется, что лучше свободы нет ничего на свете. Она лучше, чем корона… Но не лучше, чем зрение. Ради того, чтобы сохранить глаза, я пожертвовал бы чем угодно, в том числе и свободой. Я теперь отношусь к жизни иначе. Вижу птиц, вижу деревья, вижу, как прекрасно небо на рассвете. Когда я смотрю на восход солнца, я думаю: если бы не Хьюберт, я бы никогда этого больше не увидел. Все вокруг кажется мне исполненным особого смысла, даже такие вещи, на которые я раньше и внимания не обращал.

— Хватит об этом, — буркнул рыцарь. — У меня и так глаза на мокром месте.

— А мне нравится, Хьюберт, когда у вас глаза на мокром месте. Это вам идет куда больше, чем хладнокровие и суровость.

Всякий раз, уходя от принца, Хьюберт запирал дверь, а ключ подвешивал к поясу. Однако долго так продолжаться не могло.

Рыцаря мучила совесть: ведь он предал своего короля. Никогда в жизни Хьюберт не осмелился бы ослушаться Ричарда Львиное Сердце, но Джон — не Ричард. Де Бург успокаивал себя тем, что бретонцы, поверив в смерть Артура, откажутся от дальнейшей борьбы. За кого теперь им сражаться? Война окончится сама собой, никто не будет больше оспаривать права Джона на корону.

Но он ошибался. Бретонцы жаждали мести. Они взялись за оружие, а король Франции громогласно возмущался тем, что герцог Бретанский исчез столь внезапным и непостижимым образом. Филипп требовал от Джона разъяснений. Появился отличный предлог снова развязать войну с Англией. Теперь Филипп прямо заявил, что Джон узурпировал английскую и нормандскую короны. Такое преступление простить ему было бы еще можно, однако убийство собственного племянника, почти ребенка, — это уже злодеяние, которому оправданий нет.

Джон не обращал на все эти обвинения ни малейшего внимания. Он по-прежнему дни напролет проводил в опочивальне — там было гораздо интереснее, чем на войне.

Однако временами на короля находили приступы бешенства, и тогда он крыл Артура последними словами. Как смел мальчишка умереть? Какой же он слабак! Однако даже в неистовстве Джон держал язык за зубами, ни словом не упоминая о причине смерти принца.