Спросил без всякого выражения, как если бы уточнял совершенно незначительную деталь, хотя не хуже всех присутствующих знал: в вопросах, касающихся веры, инквизиции не говорят «нет».

— Да, — сразу сказала Диана.

— Да, — чуть позже сказал Эспада. — Но тебе, Диана, лучше остаться в Каракасе. Это может оказаться слишком опасно.

— Ты знаешь Брамса в лицо? — парировала девушка и, не дожидаясь ответа, сказала: — А я знаю.

Инквизитор внимательно посмотрел на нее, но ничего по этому поводу не сказал. Только кивнул.

— Хорошо. Отправляйтесь. Вот этот человек, — он указал на своего спутника в лохмотьях, — доставит вас на фрегат.

— Там нам понадобится разрешение, — напомнил Эспада.

— Именем Святейшей Инквизиции, — произнес падре Энрике волшебную формулу: — Да, кстати. Если случайно встретите нашего блудного градоправителя, передайте ему, что святейший трибунал будет счастлив заслушать объяснения дона Луиса по поводу его, скажем так, деловых отношений с Брамсом. Что до самого Брамса…

Тут инквизитор повернулся к падре Доминику. Тот кивнул.

— Да, я помню. Главное, его бумаги.

— Так вы тоже с нами, падре? — спросил Эспада.

— А как же иначе?

На каменном лице инквизитора промелькнуло едва уловимое подобие улыбки.

— Да, брат Доминик, многих здесь обрадует твой отъезд, но я буду молиться за твое благополучное возвращение. Да хранит вас всех Господь.

Шагнув вперед и легко выдернув стилет, инквизитор внимательно осмотрел темное лезвие, понюхал его и кратко констатировал:

— Яд. Полагаю, тот же самый.

— Какой именно? — поинтересовался Эспада.

Погруженный в свои мысли инквизитор даже не обернулся.

— Пойдемте, сеньоры, — сказал человек в лохмотьях. — Вон моя лодка.

И вот снова открытое море. В любую сторону, куда ни брось взгляд, до самого горизонта одна вода. За бортом бегут куда-то волны, под ногами качается палуба, высоко в небе плывут облака. Все в движении. Нет ничего стабильного, на что можно было бы опереться с твердой уверенностью: пройдет час, два, а оно все еще будет здесь и нисколько не изменится.

К счастью, благодаря попутному ветру и мореходным достоинствам фрегата это путешествие обещало быть недолгим. Уже вечером они были вблизи острова Кюрасао. То есть самого острова они еще не видели, но должны были увидеть с минуты на минуту. И тут матрос с мачты закричал:

— Корабли прямо по курсу!

Дон Хуан де Ангостура поднял рупор:

— Сколько их, Мигель?

— Два, капитан! — отозвался матрос и добавил: — Похоже, это пираты!

Дон Хуан де Ангостура задумчиво огладил бородку-эспаньолку и протянул руку. Стоявший рядом матрос тотчас вложил в нее подзорную трубу. Рядом — это, конечно, не вровень с капитаном. Сам дон Хуан стоял на юте — той деревянной полубайте, что венчала корму «Глории», — куда рядовым членам экипажа подниматься не дозволялось. Поэтому для матроса «рядом» было на верхней ступеньке изогнутой лестницы, что вела наверх с палубы. Лестница была узкой. Когда кто-то собирался подняться или спуститься по ней, матросу приходилось сбегать вниз на палубу, пропускать идущего и взбегать обратно до верхней ступеньки, чтобы быть под рукой, когда что-то из его ноши понадобится капитану. Там было много чего. Подзорная труба, рупор, астролябия, еще какие-то астрономические приборы. В общем, руки были заняты. Опираться на перила при качке матрос мог разве что локтем. А опираться приходилось.