Правда с телами для грешников можно было не очень то фантазировать и я лепил их практически одного единственного, довольно неказистого вида. Чтобы внести хоть какое-то разнообразие, как только душа оказывалась в теле, мои автоматические устройства просто клеймили грешника с двух сторон раскаленным железным тавро, которое выжигало на их изнеженных, белых телах, последнее имя грешника и порядковый номер. После этого конвейер просто сбрасывал их в открытый люк и они летели в Ад с пятидесятикилометровой высоты без какого-либо парашюта. При падении они здорово калечились, но их тела были лишены права на смерть, но зато имели способность к регенерации ни чуть не меньшую, чем у всеобщего любимца школьников, - Дункана Мак-Лауда, но в отличие от этого прыткого горца, у них даже головы отрастали заново в течение пяти минут.

По сравнению со всем, что мы делали до сих пор, это была воистину адова работа. Чтобы не слышать истошных воплей возмущенных душ, я надел себе на уши большие, мягкие наушники и врубил старый, добрый рок на всю громкость. То же самое я посоветовал сделать Бертрану, чтобы он случайно не напортачил с пробкой, ведь в нашу обязанность на этом конвейере входило только одно, своевременно открывать бутыли и загонять магическими заклинаниями души в тела. Операция требовала полной сосредоточенности, поскольку черные души уже прекрасно поняли что их ждет и потому предпринимали титанические усилия, чтобы избежать такой участи. Даже вытряхнуть души из бутыли было проблемой. Зато все остальное делалось автоматически. Конрад стоял на стреме и был готов немедленно прокаркать магические формулы, стреножившие сбежавшие души.

Когда и с этой работой было покончено, я устал так, что уже не мог пошевелиться. Взглянув на Бертрана, глаза которого были красными от усталости, а лицо бледным как мел, я только махнул рукой, рухнул прямо на кучу синей, мастичной крошки, которая показалась мне мягче пуховой перины, и мгновенно уснул. Никогда в своей жизни я еще не спал так крепко и, что самое главное, совершенно без сновидений. А ведь я очень боялся того, что меня будут мучить кошмары, но, видимо, моя совесть была полностью чиста, раз мне ни разу не привиделись картины Ада, который мы с Берти и Конни сотворили за эти двадцать семь суток.

Когда я проснулся, то выяснилось, что мы умудрились проспать тридцать два часа к ряду. Бертран все еще храпел во всю силу своих могучих легких и стоило мне только начать будить его, еще не открыв толком глаз, тотчас завопил:

- Михалыч, изверг, иди ты к дьяволу! Оставь меня в покое, дай поспать еще хоть часок.

Однако я был неумолим и, поднимая его на ноги, сурово сказал своему заму:

- Давай, давай, вставай, нечего в мусоре валяться. Пойдем лучше пожрем чего-нибудь, да я тебе дворец начну творить.

Бертран заныл еще сильнее:

- Да, ну его в задницу, этот твой дворец, я в каком-нибудь шалаше проживу, дай мне лучше поспать хоть немного, варвар несчастный. Нет в тебе сострадания к бедному, старому магу.

Тотчас откуда-то прилетел Конрад и встал на защиту Верховного мага, заодно прикидываясь и моим благодетелем.

- Мессир, вам обоим нужно отдохнуть, ведь вы проделали титаническую работу! - Каркнул он бодрым голосом.

Эти слова навели меня на отличную мысль и я сказал:

- А ведь действительно, старина, чего торопиться? Давай-ка лучше отправимся в Синий замок и там отоспимся.

Бертран понял, что отвязаться от меня невозможно и поднялся с кучи мусора. Правда, прежде чем отправляться в светлый Парадиз, мы привели мастерскую в идеальный порядок и хорошенько проверили надежно ли заперты наши грешники и не смогут ли они сделать ноги из Ада. Все было в полном порядке и теперь я действительно мог быть полностью спокоен, разумеется, в той лишь мере, что это разрешалось при теперешней моей должности Защитника Мироздания.